Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

животному инстинкту, я нырнул в сторону, кувыркнулся в сугробе, пополз.

Беспорядочная пальба и крики подгоняли меня. Очутившись у приземистых

металлических будок, я вскочил на ноги и, не оглядываясь, побежал. В эту

секунду меня не заботило ничто на свете, кроме одного, - я хотел жить. Там, за

моей согнутой от быстрого бега спиной, погибал мой отряд, люди, доверившие

мне свои жизни. Но я не мог думать о них; страх, - дикий, сжигающий душу дотла,

гнал меня.

Вот и памятник Ленину. Обрубок бронзовой руки все так же указывает

прямо в небо.

Жить!

За моей спиной – то ли рычанье, то ли плач. Что там?

ПАША!

Тупой звериной рысью по моему следу. Я невольно вскрикнул: мой страх

догонял меня.

Свернув в подворотню, я побежал вдоль стены, разрисованной и

исписанной бывшими. Я не заметил подробностей, лишь одна надпись

отпечаталась в мозгу: « Зачем?». Метель швыряла снег в рот и глаза, в завывании

ее я, кажется, слышал: «Остановись, умри».

Пространство между стенами все меньше, небо надо головой все выше.

Тупик! Боже, это тупик!

Ощупав стену, я обернулся. Паша приближался медленно, с полным

осознанием беспомощности своей жертвы.

Я не мог пошевелить ни рукой ни ногой. Я смотрел на мутанта, точно кролик

на удава. Конунг! Неужели, несколько минут назад я был конунгом?

Теперь я просто человек, я просто хочу жить!

- Паша, голубчик, - с трудом разлепляя спекшиеся губы, прошептал я. – Не

убивай.

Мутант был уже совсем рядом.

В моей голове - это было всего лишь мгновение - промелькнул сон,

увиденный мной когда-то. Вернее, не сам сон, а ощущение, оставшееся после

того, как я проснулся.

…Большой дом, кроме меня в нем - ни души. Зима. Приходится по два раза

в день топить печь. Темнеет рано. Часто идет снег. Ночью деревянный дом

скрипит и кажется, что по половицам на втором этаже кто-то ходит. Одиночество.

Ожидание чего-то…

В потемневшем окне я вижу лицо незнакомца. Одиночество разрушено, но

это не радует меня. Кто это, какого дьявола ему надо? Как он проник на мой

участок?

Я хватаю топор и выскакиваю из дома. Незнакомец убегает, я преследую

его. Мы бежим по лесу, кажется, этому лесу не будет конца. Вдруг незнакомец

останавливается, поворачивается ко мне. Он смеется. Я собираюсь напасть на

него, иначе он нападет первым. Но вдруг осознаю, что я обессилел, а мой

противник крепок, как зверь. Ощущение беспомощности нестерпимо, я

просыпаюсь и потом весь день не могу избавиться от него…

Паша навис надо мной. Нельзя сказать наверняка, но мне показалось, что

на морде его отпечаталась ухмылка. Отвратительный запах - запах смерти -

проник вглубь меня. Правую руку жгла дикая боль, я не мог пошевелить ею.

Зажмурившись, я закричал и попытался левой рукой оттолкнуть от себя мутанта.

Почему так долго? Почему он не сделает со мной то же, что с Зубовым?

Зачем тянет? Проклятая тварь, он играет со мной!

Покачивающиеся на веревках освежеванные трупы Машеньки и Самира…

Ветер дует… Скрип – скрип…

Так вот кто освежевал их! Значит, такая же участь уготована и мне?

-Конунг.

Распахнув глаза, я увидел лежащего навзничь Пашу, под головой мутанта

медленно растекалась багровая лужа. Над ним возвышался игрок с

окровавленной заточкой в руках.

-Шрам, - прохрипел я и, кажется, потерял сознание.

7

ШРАМ

Он нес меня на руках, как ребенка.

Слева тело занемело; справа, от подмышки до бедра, горел огонь. Каждый

шаг отзывался ломотой в висках. Но я был жив, энергия заново обретенной жизни

возвращалась ко мне.

Я жив!

Я живу!!

Я живой!!!

Все дальше, там, за широкими слепыми зданиями, за сугробами и

перевернутыми троллейбусами, оставался мой отряд, - застывшие в смертном

оскале маски лиц, неподвижно вопрошающие о чем-то беспощадное небо, либо

уткнувшиеся в кровавое снежное месиво, лишенные даже возможности заявить

небу свой последний протест. Почти три десятка человек, те, кто был со мной

весь этот тяжелый, грязный месяц…

Я не думал о них. Я также не думал о Паше, о Кляйнберге, о проваленной

миссии. Я думал о Теплой Птице в моей грудной клетке, о Птице, что чудом

осталась жива.

Я видел спокойное лицо моего спасителя, и оно теперь не казалось мне

уродливым, как и глубокий, впечатанный в лоб, нос и губы, шрам. Я видел

частичку неба, того самого неба, что распростерлось над лежащим навзничь

Белкой (часть черепной коробки снесена пулей, перламутрово-серую кашицу уже

припорошило снежком). Свинцово-бледное, оно не давило меня.

Кто-то из питеров вполне мог остаться в живых, и, возможно,

преследует меня.

Эта мысль лишила душевного равновесия.

Птица, Теплая Птица! Я жаждал сохранить ее, и меньше всего на свете

меня беспокоило то, как жалок я сейчас.

-Скорее.

-Не волнуйся, конунг, - отозвался Шрам.

Конунг? Для кого-то я еще был конунгом…

Но откуда взялся Шрам? И почему он спас меня? Мы оставили его, избитого

до полусмерти, подыхать в Джунглях… Николай! Умирающий истопник силился

мне что-то сказать:

-Он… здесь…

Быть может, Николай имел в виду именно Шрама?

Впрочем, неважно. Важно то, что я жив. Жив благодаря игроку, которого по