Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

Часть третья

ВОЗРОЖДЕНЦЫ

1

КРЕМЛЬ - 2

Кажется, это произошло со мной, когда я учился в школе. В обычной школе

на станции Родинка.

Пожалуй, «произошло» - сильно сказано для подростковой чепухи, но тогда

я, наверное, не знал об этом.

Меня предала любимая учительница.

Ее звали Алиса Аркадьевна, она преподавала химию. Помимо сказочного

имени у учительницы был слегка вздернутый нос в задорных веснушках и голубые

глаза, придававшие ее лицу милое, как будто удивленное выражение.

Предательство Алисы Аркадьевны началось в мае, когда состоялась

олимпиада по химии. Я оказался единственным участником от нашей школы. На

гербовых бланках решил несколько задач, не показавшихся мне сложными.

«Сказали, результат пришлют летом. По почте, – сообщила мне Алиса

Аркадьевна. – Надеюсь, ты победишь».

Со второго июля по третье августа, в школе - практика.

Практикой у нас называли работу на пришкольном участке: поливать

кабачки, собирать личинки с капусты, полоть морковь. Иногда возникали ссоры и

драки разморенных на жаре школяров.

Овощи, ягоды и фрукты, выращенные своими руками, поступали в

школьную столовку, и краснолицый Юрка-поваренок весь год варил сливовый

компот и щи из квашеной капусты.

Я не ходил в столовку не потому, что мне не нравилась Юркина стряпня.

В столовке заправляла банда Сани – «монаха», второгодника из

многодетной неблагополучной семьи, и легче легкого там схлопотать ложкой по

лбу, а то и получить стакан компота за шиворот.

Я не ходил в столовку и потому считал, что вправе не ходить и на практику.

Тем более что посещение практики было не обязательным, - достаточно не

придти в первый день, второго июля, не отметиться в журнале, и все лето -

свободно.

Второго июля я был дома. На чердаке нашел стопку журналов,

перевязанную бечевой, и, спустившись, рассматривал их на полу. В журнале

«Работница» на обложке – Высоцкий с гитарой, в журнале «Юность», - роман

Берджеса «Заводной апельсин»…

В дверь позвонили.

Это была Света Коршунова, моя одноклассница.

-Андрей, - сказала она. – Тебя Алиса Аркадьевна в школу вызывает.

-Зачем?

-Говорит, пришло письмо с результатами олимпиады.

Всю дорогу до школы я бежал, и перед дверью учительской остановился,

запыхавшись. Постучал.

-Войдите, - голос Алисы Аркадьевны.

Учительница была одна. Она окинула меня насмешливым взглядом,

подметив, как тяжело вздымается моя грудная клетка.

-Островцев, - сказала она. – Почему ты не посещаешь практику?

Я молчал, пытаясь унять биение сердца.

-Это нехорошо, Андрей. Твои товарищи работают, а ты отдыхаешь. В

столовую – то ходишь.

Она смотрела на меня своими добрыми глазами. Я опустил голову.

-Распишись.

Алиса Аркадьевна протянула журнал практики. Я поставил закорючку

напротив своей фамилии, одним росчерком отняв у себя часть лета.

Но мне не лета было жалко.

Выйдя из учительской, я побрел по школе, ничего не замечая вокруг себя.

Конь, осаженный на всем скаку. Рыбка, пойманная на пустой крючок.

Алиса Аркадьевна могла бы просто вызвать меня - пришел бы, никуда не

делся! Почему она предпочла ложь?

«Почему она предпочла ложь?»

Я застонал, а быть может, мне показалось, что застонал. В висках словно

засели две пчелки, по одной в правом и левом. Они жужжали, настойчиво и

звонко, пытаясь вырваться наружу.

Вырваться наружу…

Но они находятся в моей голове, и если вырвутся наружу, то в моем черепе

образуются две дырки, и я сдохну к чертовой матери.

Схватившись за голову, я сел. Перед глазами на мгновение возникла

черная дыра, но мало – помалу боль в висках стихла.

Низкий сырой свод подземелья. Кап! – сорвалась и расплющилась на

земляном полу капля. Тусклая лампочка освещала пространство, перегороженное

металлической решеткой. По ту сторону решетки – двое. Баба с фонарем и мужик.

-Марина?

-Я не Марина, – отозвался женский голос. Хриплый, простуженный.

-МАРИНА!

Арина! Рина! Ина! А!

Проклятое эхо!

-Настоящий дикий, - пробормотал мужик. – Но не нужно кричать. Мы

пришли, чтоб отвести тебя к ней.

Я встал. Оказывается, когда на лоб мне упала холодная капля, я лежал на

постели - на соломенном сыром тюфяке. Что это значит?

Почему я не в Джунглях? Где моя заточка?

И тут, наконец, включилась память. Я дотронулся рукой до шеи, нащупал

крошечный бугорок. След шприца. Шприца, который мне в шею вонзила Марина.

Где она, что с ней? Я должен знать, - мне жизненно необходимо посмотреть ей в

глаза.

Я кинулся к решетке, ухватился за прутья, покрытые чешуйками ржавчины,

что есть силы, затряс решетку.

-Не трать силы, Андрей, - миролюбиво сказал мужик. – Мы пришли, чтоб

освободить тебя. Решетка - это ерунда, мера предосторожности.

Баба кивнула.

Она была невысокая; вытянутое по лошадиному лицо покрыто густой сетью

морщин, глаза печальные, глубоко запавшие, как у старухи, либо как у трупа;

жидкие светлые волосы некрасиво висят вдоль шеи. Как я мог спутать ее с

Мариной?

Мужик рослый - в низком пространстве помещения вынужден пригибаться,

чтоб голова не упиралась в потолок. Седые длинные волосы обрамляют

одутловатое лицо, на правом глазу, переходя на щеку, багровый нарост. Левый