Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

тому, кто это сделал. Я несу ответственность за моих людей, хотя бы перед своей

совестью, и только мне решать, когда и какое они понесут наказание. Вернее,

мне, вооруженному Уставом Наказаний Армии Московской резервации.

-Гнида!

Надрывный крик, отразившись от стен, вылетел из кабинета и, угасая,

помчался по коридорам школы. Прямо передо мной возник Джон, - на

виднеющемся из – под шлема лбу – испарина, безумные глаза с расширившимися

до предела зрачками и красными белками, точно когтями впились мне в лицо:

- Куда ты привел нас, гнида?

-Джон! – крикнул Белка.

Но стрелок уже размахнулся и его кулак, описав дугу, угодил мне в висок. В

голове точно взорвалась граната; я поскользнулся и, стукнувшись обо что-то

твердое, упал на спину, прямо в кровавое месиво на полу. Труп Самира,

покачнувшись, сорвался с веревки и придавил мне ноги.

-Что ты делаешь, ублюдок?! – в чудовищном реве трудно было распознать

всегда ровный голос Белки.

Он и еще несколько стрелков скрутили Джона, кто-то вдавил в его лоб дуло

автомата.

-Стреляй, гад, - бабьим голосом завизжал Джон.- Все равно всех тут

перемочат!

-Отставить, - превозмогая боль, крикнул я.

Оттолкнув кинувшегося на помощь Киряка, выкарабкался из-под мертвеца.

-Отпустите Джона, - приказал я, левой рукой потирая висок.

-Но конунг, по Уставу…,- начал было Белка.

-Отпустить!

Хватит с меня уставов, инструкций и советов, - пусть ими пользуются те, кто

их придумал.

-Заберите у него оружие и патроны, - бросил я, подобрав слетевший с

плеча автомат. Дьявол! Приклад весь в крови.

-Киряк, Сергей, сожгите это, - я кивнул на трупы, - Через двадцать минут

выступаем.

Но двадцати минут у нас не было.

Поначалу мне показалось, что автоматные очереди раздались в отдалении,

в Нулевом районе или еще дальше; но посыпавшаяся с потолка штукатурка

подсказала: стреляют снизу, прямо со школьного двора.

-Питеры, - охнул Киряк, отступая в коридор. За ним последовали еще

несколько стрелков.

«Западня», - вспыхнуло у меня в мозгу и тут же погасло.

Нужно действовать.

Я метнулся к окну, за подвешенное тело. Звук пуль, врезавшихся в

одеревенелое мясо, напомнил частый дождь.

За снежным маревом, на другой стороне улицы, промелькнули тени;

выпустив автоматную очередь, я с наслаждением услышал резкий вскрик.

-Конунг, надо сваливать! - крикнул Белка. Он подполз к окну по-пластунски,

и, упираясь головой в радиатор, смотрел на меня из-под шлема.

Белка прав.

Расстреляв остатки обоймы, я опустился на липкий от крови пол, на

четвереньках отполз от окна.

Отряд ждал в коридоре. Я не увидел лиц своих людей, стрелки точно

превратились в безликие фигуры, которые я обязан сохранить. Потные тела,

оружие в руках, горячее дыхание, но лиц нет.

-Конунг, что нам делать? – выдохнул Киряк.

Я увидел лицо бойца - обыкновенно красное, а в это мгновение – белее

снега. Стрелки моего отряда настороженно смотрели на меня. Снаружи

доносилась пальба.

Внезапно все стихло, неотвязная, липкая тишина спеленала нас, точно муху

паук. Мне показалось, что я слышу биение собственного сердца и неровный хор

двадцати шести сердец доверенных мне бойцов. Когда тишина стала

непереносимой, когда пот, струящийся вдоль позвоночника, стал ледяным, с

улицы донеслось:

-Эй, конунг, или кто там у вас главный?

Голос тонкий нетерпеливый, какой может быть лишь у нервного,

упивающегося властью человека.

Я молчал. Стрелки смотрели на меня настороженными глазами.

-Ты оглох, б… , обосрался от страху, москвитская падаль?

Хохот нескольких десятков глоток.

-Конунг, не отвечай, - шепнул Белка.

Я махнул рукой: оставайтесь на месте – и шагнул обратно в кабинет.

Присев неподалеку от распластанного на полу тела Самира, крикнул, стараясь

перекрыть хохот снаружи:

-С кем я говорю?

За окном стихло. Через мгновение – тот же голос.

-Не тебе вопросы задавать, москвит!

Злость и отчаяние душили меня.

-Тогда пошел на хер, питерская мразь.

Мой собеседник вдруг засмеялся - противный, скользкий смех, как козявка,

вынутая из носа.

-Не кипятись, воробушек, - крикнул он, – гнездо уже разворошили. Я –

конунг отряда Питерской Резервации Кляйнберг. Назови себя.

-Артур, конунг отряда москвитов.

Молчание.

-Какого дьявола тебе надо, Кляйнберг? – в моей душе, непонятно почему,

разгоралась надежда. – Мой отряд здесь со стандартной миссией.

Тишина.

-Зачем ты прикончил моих людей? Ваш отец Афанасий…

-Срал я на отца Афанасия, - заорал Кляйнберг. – Ты мне зубы не

заговаривай, гнида!

Он умолк. Я тоже.

-Твои люди сами притащились ко мне, - первым не выдержал питер:

возможно, мне почудилось, что после упоминания отца Афанасия голос

Кляйнберга стал не таким уверенным, - Они готовы были рассказать почти все;

мы просто слегка помогли им снять одервенение языка. Они рассказали нам все.

Снова хохот питерских глоток.

-Я не хочу крови, конунг, - уже совсем миролюбиво продолжал Кляйнберг. –

Сложи оружие по-хорошему, и, клянусь, никто не пострадает.

Я засмеялся:

-Ты за дурака меня принимаешь, конунг?

-Знал, что так ответишь, Артур, - крикнул Кляйнберг. – Ты, похоже, веселый

парень. Мы могли бы с тобой стать корешами, не будь ты вонючим москвитом.

-Тамбовский волк тебе кореш!

-Какой волк? – удивился питер.