Теорема сводных

Я хочу потянуться к салату, но мама шлепает меня по руке. Я удивленно поднимаю глаза на нее. Теодор сидит так же смирно, как и мама, если не считать ее маленького замечания. Я в недоумении смотрю на них. Вольфганг начинает накладывать себе в тарелку еду, мама лишь помогает ему, протягивая ту или иную тарелку. Потом накладывает себе Теодор, следом мама, а я, как идиотка, сижу до последнего в ожидании, когда смогу положить что-то себе. От такого шоу аппетит пропадает. Это что за традиции такие у Вольфганга? Что за бред собачий? Мы что, живем в пятидесятых годах прошлого столетия? Но никто, кроме меня, по всей видимости, не обращает на это внимания.

Минут десять мы едим молча. Десять самых прекрасных минут этого ужина. Правда, все равно я ощущаю натянутую леску в груди. Теодор пялится на меня, я пялюсь на него в ответ.

Когда тарелки наполовину пустеют, Вольфганг заводит на первый взгляд простой разговор.

– Как первый учебный день, Лия?

Я дожевываю помидорку.

– Сносно, – отвечаю я и запиваю водой.

– Ну, наверное, если не считать происшествие…

Вольфганг кидает взгляд на Теодора. Тот, ничего не отвечая, продолжает есть курицу.

– Наверное, перепугалась?

Теодор незаметно пинает меня ногой под столом. Я сразу же мечу в сторону сводного злобный взгляд. Пинаться он вздумал!

– Нет, – отвечаю Вольфгангу. – Если бы не Теодор…

– То что? – уточняет Вольфганг.

Я нервно сглатываю. Теодор смотрит на меня исподлобья, ожидая моего ответа. Что же ответить? Сказать правду или же отомстить Теодору за то, что он ведет себя как свинтус?

Глава 12 Теодор

Дом Гюнтеров.

Германия, г. Штарнберг

Батя, как всегда, решил, что может показать свою власть перед Анной. И это то самое мерзкое чувство, когда я не понимаю, чего ждать от него дальше.

Плюс ко всему Лия, на которую я сейчас пялюсь. Не дай бог эта малая ляпнет что ни попадя.

В столовой повисает тяжелая тишина. Анна даже не двигается. Мой батя пристально смотрит на Лию, та нервно сглатывает. Правильно, малая, подбирай слова тщательнее.

Уже в следующее мгновение она произносит:

– Полагаю, вы знаете, насколько мужественен ваш сын, – говорит Лия и делает глоток воды из стакана. – Он поступил правильно.

– По-твоему, драться в учебном заведении – это правильно?

– Не Теодор начал драку первым. Ганс сам спровоцировал его. И он меня защитил.

Батя прищурил глаза в поисках истинной правды в словах Лии. Девушка продолжила есть как ни в чем не бывало, показывая тем самым, что ее слова правдивы. Что ж. Хоть в чем-то она мне помогла.

– Ганса отправили в больницу, – заявляет Вольфганг.

– На его месте мог бы оказаться Теодор, – ровным голосом ответила Лия. – Ганс налетел на него с кастетом. Я не особо разбираюсь в мужских драках, но удар тяжелым предметом – уже весомая причина защищаться.

Батя продолжил есть, внимательно слушая Лию. Я, едва открывая рот, говорю ей спасибо за то, что она встала на мою сторону. Лия ничего не отвечает, утыкается взглядом в тарелку.

– Значит, – обращается ко мне батя, – ты героически защитил Лию от Ганса, который набросился на вас с кастетом?

– Ja, – отвечаю ему.

– А почему он на вас набросился?

Мы с Лией затихаем. Кто из нас будет отвечать? Она? Или я? Пока я рассуждаю в своей голове, Лия плотно сжимает губы и жует так медленно, словно пытается дать понять: «Твоя очередь, братец».

– Потому что я велел ему не приближаться к Лии.

Батя удивленно поднимает бровь, словно ошарашен моими словами.

– Он приставал к тебе? – спросил отец Лию, которая едва не поперхнулась.

Сводная кивает в знак подтверждения.

– И он разозлился, что ты сказал ему это? Не слишком правдоподобно выглядит, – достаточно четко сказал батя, чтобы и Лия поняла его слова, сказанные по-немецки.

– Зачем эти разборки за ужином? – спрашиваю я, откладывая столовые приборы. – Неужели нельзя просто нормально поужинать?

– Ты считаешь, что наш ужин ненормален? – парирует отец, оперевшись руками о край стола.

– Ja! – восклицаю я. – Наш ужин ненормален. Ты ненормален. Думаешь, если будешь показывать власть надо мной, то Анна выйдет за тебя замуж?

– Теодор! – восклицает отец, чуть ли не бросая столовые приборы на тарелку. – Сбавь тон!

– Я устал от твоих клоунад! – повышаю голос, громко отодвигая стул, и бросаю белую тканевую салфетку на тарелку. – Ты ведешь себя, как малолетний!

– С этого часа ты наказан! – парирует отец строгим тоном.

– Я не маленький ребенок, чтобы ставить меня в угол! Была бы мать жива, она бы вправила тебе мозги!

В столовой вновь возникает тяжелая тишина. Батя разъярен, как бешеный бык. Анна сидит смирно. И слова не вставила, будто в рот воды набрала. А Лия и вовсе, судя по ее испуганному виду, хочет побыстрее скрыться от всего этого.

Не дожидаясь, когда батя что-то еще добавит, демонстративно выхожу из столовой и направляюсь на задний дворик. Хлопаю дверью, давая понять, что не желаю разговаривать ни с кем из присутствующих. Более того, мне не хочется никого из них видеть.