Тени Снов

И выходя вместе с Ромкой из бара я понял, что кличка приклеится насмерть. Вместе со «скульптором», «дезертиром», «проводником» и прочими насмешливыми эпитетами, за каждым из которых стоял тот или иной позор.

Капитан Огарин вновь оказался прав. Во всём.

— Ромка, почему я… почему я такой? — заплетающимся языком спросил я.

— Сейчас, свежим воздухом подышишь, пройдёт, — миролюбиво ответил Ромка.

Мне стало смешно.

— Да не… кореец, ты дурак… я не о том…

Ромка только пыхтел, выволакивая меня из клуба. Городская малышня, резвившаяся в бассейне, хохотала. Шедший навстречу отец Виталий, наш новый священник, недавно принявший сан, неодобрительно нахмурился. Но вежливо промолчал, достал сигаретку с марихуаной, и сделал вид, что весь ушёл в поиски зажигалки.

Я вдруг подумал, как часто в последнее время люди при встрече со мной отводят глаза.

— Во, сейчас протрезвеешь, — сказал Ромка, сгружая меня на скамейку у входа. Хорошо хоть никого на улице, кто в клубе, кто по домам сидит. Большинство в клубе, конечно… — Ничего, Лёшка, не грусти…

— Да не грущу я!

Ромка вздохнул, уселся рядом. Добродушно сказал:

— Это правильно. Грустить нечего. Со всяким бывает. Может тебе жениться?

— Что? — я не уловил связи.

— Знаешь, умная жена… — он замолчал, сообразив, что ляпнул лишнее. Но было поздно.

— Общее мнение? — спросил я. Ромка удивлённо глянул на меня — до него дошло, что я трезвее, чем выгляжу.

— Да. Общее. Ты уж не обижайся, но тебе и впрямь пора остепениться.

Сам он был женат четыре года, у него росли двое малышей, причём старший уже гордо таскал на поясе обменную флягу. И в городке Ромку уважали.

— Ты пойми, Лёша, — Ромка посмотрел на меня с некоторым смущением. — Все мы тебя любим. Ведь в чём наша, православная, сила? В любви, в единении! Не только быть хорошим человеком, а ещё и хорошим членом общины. И за тебя душой все болеют, поверь. Когда ты очередную глупость делаешь, может кто для виду и посмеётся, но по правде-то, душа за тебя болит! Когда человек один, он — тьфу… — Ромка плюнул под ноги, растёр плевок, — ничего не стоит! И себе в тягость, и общине. Может тебе и впрямь, нужен кто-то рядом, а без того — сплошные неудачи?

— И кого мне община сватает? — спросил я.

Ромка смутился. Но выбраться из разговора было уже не так-то просто.

— Ольгу Нонову.

Я не сразу нашёлся, что ответить:

— Ольгу Петровну? Ромка… в первом классе все мы были влюблены в училку! Но ведь ей уже за сорок! Далеко за сорок!

Слава богу, он не сказал про «сорок пять» и «бабу — ягодку опять». Молчал, отведя глаза. Я переваривал услышанное. Значит, в городе меня считают настолько неисправимым лоботрясом, что кроме пожилой учительницы, чопорной и самовлюблённой, по возрасту годящейся мне в матери, никто не способен обо мне позаботиться.

О том, что я способен о ком-то позаботиться, речи не шло вообще.

— Улечу я, Ромка, — сказал я. — Куда угодно. В приграничье, на рудные планеты. Не могу я больше так. Бродить, ждать, пока абори предложит тебе кусочек фекалий…

— Жемчужины — не фекалии! — оскорбился Роман. Он был старателем неутомимым и довольно везучим.

— Да хоть почечные камни, — злорадно повторил я слова Огарина. — Это же безумие! Жить, надеясь, что выпадет удача, и тебе подарят никому не нужный кусочек чужой плоти! Что вспоминать будешь, когда время умирать придёт? Как с флягой по джунглям бродил?

Ромку проняло. Мы были добрыми приятелями, но сейчас я перешёл грань. Он встал, склонился надо мной.

— Умирать не тороплюсь! И на омоложение заработаю! Да хоть сейчас помирать — найду, что вспомнить — сорок три жемчужины свои, жену, пацанов! А ты, Лёшка, что вспомнишь? Детские свои скульптурки? Кстати, из чего ты их лепил, обличитель? Вот они-то… как раз… Если бы на Терре настоящие художники знали… в руки бы их не взяли!

Я молчал. Потому и перестал, чего уж скрывать. Как узнал, что такое на самом деле попадающиеся в лесах янтарные кругляши, из которых так интересно вырезать — вырезать, а не лепить — красивые, сверкающие под солнцем статуэтки… так сразу и перестал резьбой баловаться.

— Беспутный! — жёстко сказал Роман. — Может, собрать тебе общиной денег на билет? Ты же сам никогда не заработаешь, тебя и так всем миром содержат!

Я вскочил — земля под ногами качнулась, но я устоял, и быстро пошёл прочь от клуба. Алкоголь будто перестал пьянить, видно, слишком много адреналина выплеснулось в кровь. Ромка, который горячился редко, а остывал быстро, замолчал, и неуверенно крикнул вслед:

— Эй, да перестань ты, на правду не обижаются!

Не останавливаясь я шёл вперед, к кромке поля. Да, да, я хочу убраться отсюда! Я всю жизнь об этом мечтал! Но не мог же я, пацан, улететь на сказочную, великую, древнюю Терру, когда болела мать! И с этим проклятым набором волонтёров… ну не хотел я руку ломать, кто ж такое захочет, я себе тренировку устроил, решил показать всё, на что способен, комиссии, а тут…