Тени мудрецов. Часть 2

Каюта — моя скорлупа, моя огороженная часть Вселенной, где действуют другие законы и есть иное будущее, чем то, что за её пределами. Время идет вперед, а не отсчитывает, сколько осталась. Наилий со мной час, два, три. Еще на полдня, на день мы ближе к новому лекарству или идеи, что можно сделать. Оно есть где-то впереди, нужно просто подождать. Отсчитать еще минуту, две, три.

Сирена молчит. Каликс сказал, её включат, если понадобится реанимация. Орать будет на всю станцию, никто не пропустит. Единственный пациент ИМС слишком важен, чтобы позволить ему умереть.

«Лех, он ведь выживет, да? Юрао, ты будешь рад? Инсум?»

Не тех духов спрашиваю. Я позволила любимому мужчине заболеть. Обменяла его жизнь на выздоровление лиеннов. Вмешалась в замысел Истинных или пошла у них на поводу. А может, сошла с ума и выдумала ответы Кукловода?

Даже привязок не видно, я в абсолютной пустоте, как осколок астероида в космосе. Слушаю, не зазвенит ли сирена, потому что не знаю, жив генерал или нет. Блокнот лейтенанта Гракса изрисован, но никто не управляет моей рукой вместо меня. Кукловод молчит. Он заключил со мной единственную сделку и ушел в тень. Я сама теперь, как тень от забытой кем-то вещи.

Стук в дверь заставляет вздрогнуть. У неё автоматический замок и доступ не ограничен. Меня предупреждают, чтобы прикрыла лицо прежде, чем дверь распахнется. Хватаюсь за маску, сажусь на кровати ровно и вижу, как свет в коридоре вспыхивает и гаснет, перекрытый широкой фигурой капитана.

— Публий!

Не верю, что это он, но уже плевать. Бросаюсь на шею и тону в свежем запахе дезинфекции. Только что прибыл, его обработали. Капитан чист, стерилен и безопасен. Его так много, что у меня смещается точка опоры, и скорлупа каюты трещит по швам.

— Тише, — шепчет медик, пытаясь повернуться со мной на руках и разглядеть хоть что-то. — Ну-ка сядь на кровать.

Цепляюсь за него, как ребенок за отца, вернувшегося из долгой командировки. Столько ждала и безумно рада видеть.

— Ты цел? — спрашиваю, проводя рукой по груди. Есть там повязка? Через комбинезон никак не прощупать. — Здоров?

— Нормально все, — улыбается медик, — лишних отверстий в теле больше нет.

Пусть так, это хорошо. Бездна отпустила хотя бы одного мужчину из тех, кто мне дорог. Две недели Публий лежал сначала в медотсеке транспортника, потом на Дарии. Выздоровел. Вернулся.

— Ты к Наилию? Ему нужен хирург?

Уже? Внутренние кровотечения открываются перед самой смертью. Я не знаю, можно ли их остановить, и зачем здесь полевой хирург. Извела Каликса вопросами, но до сих пор и десятой части не понимаю.

— Ему нужен личный врач, — отвечает Публий и садится рядом. — Двадцать циклов я живу в обнимку с его историей болезни, почти все нюансы и особенности знаю. Будь он обычным цзы’дарийцем, давно бы дома отдыхал, но генетики в свое время намудрили в лаборатории с его эмбрионом.

— Поэтому антивирус не действует, да?

— Возможно, — осторожно отвечает медик, — причину ищут, я поднялся на ИМС, чтобы помочь.

Публий сможет. Он — гений, это весь сектор знает. А еще он живет вместе с пророком. И раз уж меня Истинные не слышат, то, может быть, они Поэтессе что-то шепнули? Предсказания всегда туманны, но даже пары точных слов хватит, чтобы натолкнуть медиков на мысль. Хватаю капитана за рукав и заглядываю в дымчатые глаза.

— Ты ведь был дома? От стационара в главном медицинском центре до твоей квартиры несколько этажей на лифте, а там Диана с лимонным пирогом и объятиями. Она не могла отпустить тебя просто так, что-то сказала в дорогу. Наилий — хозяин сектора, его смерть косвенно коснется всех. Ну, же, капитан Назо, что было в стихах?

Привязка между нами должна вздрогнуть. Серая нить страха, чье отражение я вижу в глазах Публия. Он пытается отгородиться от меня, отодвинуться на кровати, но каюта слишком маленькая.

— Дэлия, ты знаешь дилемму пророка…

— Что в стихах? — Отпускаю рукав и хватаю запястье, чтобы коснуться голой кожи. Физический контакт, необходимый Леху. Энергии нет, но медик об этом не знает. — Публий, скажи, иначе я снова подселю в тебя духа.

Шантаж. Грязный и некрасивый. Я потом долго буду извиняться, но сейчас не отпущу медика, пока не услышу правду. Его рука горит под моей ладонью, пульс зашкаливает. Военные умеют справляться со страхом, но толстая привязка больше, чем страх. Она когда-то была зеленой и императивной. Публий не мог забыть мыслей Леха внутри себя. Агрессивную сущность, одержимую кровью. Лех выкрутил ему руки, вывернул нутро наизнанку и заставил делать то, что медику никогда не нравилось. Скальпель в том же кармане. Осталось сказать чужим голосом: «Это имя понравилось тебе», и дотянуться до него.