К воротам подворья быстрым шагом приближались трое местных жителей. Того, что помоложе, нойда узнал: это был молчаливый мужик, что привез его на лодке с Коневицы. Второй был тощий белобрысый подросток. Третьему было изрядно за сорок, как и его хозяюшке. Что-то в этом немолодом, уже седобородом словенине сразу показалось нойде необычным.
– Поздорову тебе, ведун! Прости, что сам не встретил, – прогудел старший, подходя к воротам и кланяясь, – за мной послали на выгон сразу, как вас с берега увидали…
Голос у него был гулкий, как колокол. Взгляд тяжелый, упорный. А такие глаза – вроде и светлые, но с черно-сизым ободком и низко нависшими веками – на Севере звались «вороньими».
Через плечо у старшего словенина висел свернутый кольцом длинный кнут. На шее темнел страшноватый с виду оберег – ожерелье из медвежьих когтей.
– Ты и есть тот, кого зовут Ворошилой? – спросил саами, вспомнив слова его младшего брата. – Тот, кто призвал меня?
– Это я, – кивнул старший. – Славно, что ты пришел, лопарь. Дела у нас тут творятся темные. Ходили за помощью к болотным изорянам – они тут недалече живут, – так их колдуны все как один отказались связываться…
«Как всегда», – подумал нойда. А вслух спросил, глядя на хозяина в упор:
– А ты что не взялся? Ты же сам ведун.
– Я? – Ворошила взглянул на него с недоумением, потом расхохотался. – Что я, что кузнец с пасечником – все мы тут немного ведуны! Пастух я здешний.
«Занятно», – с невольным любопытством подумал нойда.
У саами пастухов как таковых никогда не было. Приморские саами, из которых был родом Безымянный, были охотниками на морского зверя и оленей не держали. Те же саами, что кочевали в тундрах, попросту считали оленей братьями и жили с ними одной жизнью. А тут особый человек, чтобы пасти скот, – и человек явно непростой…
Впрочем, беседа с необычным человеком несколько развеяла недовольство нойды. Может, и не подшутил над ним бог шаманов…
– Будь гостем, ведун, – повел рукой Ворошила. – Жена, накрывай на стол!
– В общем, завелось у нас в дальнем овраге что-то скверное, – неторопливо рассказывал Ворошила.
Уха была съедена, вкусно тянуло доспевающими пирогами. Нойда и пастух сидели за столом. Жена пастуха крутилась у печи, неприкрыто подслушивая беседу. Младший брат Ворошилы вскоре ушел, вместо него явился беловолосый худой подросток. Заглянул в избу, увидел чужака и хотел выйти, но пастух его заметил и замахал руками – дескать, иди сюда! Тогда парнишка проскользнул в избу и присел на краю лавки у двери, с простодушным любопытством рассматривая диковинного гостя.
«Тут, похоже, прежде лопарей не видали, – думал про себя нойда. – Ишь, совсем не боятся меня… Ну, это дело поправимое…»
– Началось все в начале лета, – рассказывал хозяин. – На дальнем выгоне пропала корова…
– Да медведь унес, – неожиданно подал голос подросток. – Что мудрить?
Ворошила свел брови:
– Тебе, Морока, кто слово давал?
– Молчу, молчу, – буркнул парень.
– Знаешь, как люди-то говорят? – ядовито подала голос от печи хозяйка. – Промолчишь – за умного сойдешь!
На это подросток и вовсе не ответил.
Нойда сидел неподвижно, опустив веки. Казалось, он и не смотрит по сторонам, и едва слушает. Впрочем, он видел куда больше, чем казалось.
Чем так встревожен пастух – явно знающий, уважаемый в селении человек? Не потеря же коровы вселила тщательно скрываемый страх?
Почему его жена полна злости на белобрысого? И кто им этот недоросль? Ведь явно не сын. И пастух, и его статная супруга казались людьми иной породы, чем тощий светлоглазый длинноносый парнишка…
– Я сперва подумал, Морока не уследил. Ему бы все на дудочке играть…
Ворошила бросил грозный взгляд на подростка. Тот еще ниже опустил голову.
– Морока? – нойда внимательно поглядел на тощего парня.
– Да, подпасок мой, сирота. Взял в семью, так уже об этом пожалел. Почудилось, что у него дар, – а он ни на что не годен…
– Коровы любят, как я на дуде играю, – обиженно возразил подросток.
– Ага, любят. Пока ты там дудел, обо всем позабыв, они и разбежались!
Ворошила вновь повернулся к нойде.
– Всыпали как следует, чтобы долго еще сесть не мог! И что думаешь, колдун, помогло? Вскоре и вторая корова пропала! На том же самом дальнем выгоне!
Отодвинулась пестрая занавеска, и с женской половины избы выглянула нарядная румяная девица. «Зачем нарядилась, вроде праздника нет», – мельком удивился шаман, окинув быстрым взглядом бусы, ленты и рубаху с яркой вышивкой.
– Ух ты! Ведун! – сладко пропела она, стреляя по сторонам глазами. – Погадаешь мне на суженого?
Ворошила гневно свел брови и рявкнул:
– Куда лезешь в беседу мужей?!
– Кыш, Нежка! – мать быстро выпихнула дочку обратно, опасливо взглянув на нойду.
Саами лишь усмехнулся. Он уже давно странствовал в словенских землях и хорошо изучил обычаи. Здесь не то, что на Севере, – не было заведено предлагать важному гостью дочь или жену. В землях вожан или ильменских словен дочку скорее спрятали бы от него, чтобы не польстился. Колдуну-то как откажешь?
Видно, ждут в гости кого-то… Может, жениха?