Темные вершины

Да, так оно и было, детство Грузина прошло в борьбе за жизнь. Зато все боялись его еще со школы, за версту обходили, потому что он духовитый был, жестокости не робел. Ему даже в борьбу предлагали идти, в дзюдо, но он не согласился: дзюдо подлый вид спорта, узкоглазый. Конечно, вслух этого не говорил, наоборот, говорил, что он легкий слишком, его все время бросать будут, бить башкой об ковер. Ему советовали в ответ незаметно кусать врага за яйца – вот и выйдешь в чемпионы, так все делают. Но подобная кулинария не пришлась мальчику по сердцу, и он пошел в бокс. Там для победы не обязательно было кусать за яйца, можно было просто ударить туда же, вместо того чтобы кусать. Правилами запрещалось, конечно, но кто же для правил идет в спорт, давно нет таких дураков. К тому же боксеры девушкам нравятся, и не потому что от хулиганов защищать, а потому что сам кавалер способен заехать девушке промеж ушей, а у нас в России известно: бьет – значит, любит. И наоборот, бросает через бедро – значит, не любит.

Человека же, по мнению Грузина, надо было любить, человека вообще, а не только девушек. Любить, а не бояться. Об этом еще Иисус Христос наш православный говорил, а мы все тут православные – иначе бизнеса не сделаешь, люди не поймут. И крест на нас не просто так висит, для украшения, крест – это маяк наш, чтобы мы видели, куда идем, а паче того видели нас. С крестом не во тьме грехи наши, а сияют на полмира, адских сфер достигают, меа кульпа, вопиют, меа максима кульпа, величайшая вина, а как иначе! Да, да, вина, а вины мы не боимся, пусть наши грехи и небо узрит – не один ад. Грешим, это есть, но о прощении не просим, ибо гордые, ибо орлы… Не просим, нет, но если вдруг простят – возражать не станем, спасибо скажем, цинасцар гихдит мадлобас!

Буш едва не уснул под темпераментные, но однообразные крики Грузина – Хабанера не дал.

– Это все, – сказал он неприязненно, – надо было объяснить человеку раньше, до того как в свой бизнес поганый его втягивать. Тут тебе и крест был бы, и рэкет, и распилы бюджетов. А после драки, знаешь, кулаками не машут. Но теперь, слава богу, все это позади. А лично я вам, Максим Максимыч, уполномочен сделать такое предложение, от которого вы не сможете отказаться, просто не захотите.

– Что за предложение? – с любопытством спросил Буш, он чувствовал, что понемногу оттаивал не только снаружи, но и даже изнутри. Мир опять сделался ему интересен, хотя, что греха таить, был это совсем другой мир, очень непохожий на то, что Буш знал раньше. Вдруг, почудилось, открылись перед ним страшные и сияющие перспективы – темные, пугающие и ослепительные вершины, на которые не способна подняться и сама смерть…

И, почуяв это, он даже привстал от нетерпения, и сел на диване, и увидел, наконец, Хабанеру. Тот сидел совсем недалеко, в огромном черном кресле, и черные глаза его мечтательно глядели в потолок, а то, может, и прямо в небеса он смотрел – кто их знает, этих испанцев, как это у них там принято.

– Хотите перейти на нужную сторону Силы и чтоб все как у людей? – сказал Хабанера, не отводя глаз от потолка. – На первых порах предлагаем десять тысяч долларов ежемесячно…

– Десять тысяч?!

Хабанера тонко улыбнулся.

– Ну хорошо, не десять – пятнадцать. Не бог весть что, но подумайте и о перспективах.

Буш с минуту молчал, потом хмуро сказал, что вынужден отказаться от такого лестного предложения. Он ведь даже украсть не способен – не то что человека убить, а за что еще такие деньги?

Хабанера и Грузин быстро переглянулись.

– Ну что вы, какое там убийство, смешно даже слушать… – В голосе Хорхе Борисовича звучал сарказм. – На мокруху больших денег не надо. В отечестве нашем богоспасаемом цена всему – две копейки, в том числе и киллерам. Иные и вовсе убивают бесплатно, из чистого удовольствия. Они, видите ли, потомки викингов, романтические герои. Всадить пулю в спину, ковырнуть ножом, плеснуть яду в какао – ведь это так возвышенно, так героически… Но это не к вам совершенно.

– Тогда за что такие деньги? – не понимал Буш.

– За профессиональные навыки, – отвечал Хабанера. – Знаете, сколько влиятельных людей мучаются хворями? Очень много. А вы можете их спасти. Ведь это вы можете?

Буш мрачно заметил, что он больше не практикует. Но Хабанера знал это. Знал он и то, что Буша предали его пациенты.

– Поймите, это все плебс, низкие люди, просто электорат, – уговаривал он. – У нас же вы будете иметь дело с элитой, а элита способна быть благодарной.

– Я не практикую, – повторил Буш, но, кажется, чуть менее уверенно. И изменение тона тут же уловил Хабанера, да будет его сила, и слава, и хитрость во веки веков.

– Как же – не практикуете? – воскликнул он. – А наш общий друг Валерий Витальевич?