Темногорье

Сердце ёкнуло и замерло. Как уничтожен? Совсем? Значит, Приш никогда не ступит на землю предков, не увидит лица родных? Он же совсем их не помнит! А теперь и не узнает никогда. Слезы навернулись на глаза. Мёнгере обняла его, Глеб ободряюще похлопал по плечу.

Хорошо, что друзья рядом. Приш давно мечтал разведать о своих корнях. А не получится — похоже, он единственный выживший. И в Яблоневую долину дорога закрыта, пока не дойдет до начала радуги. А значит…

Глеб развернулся:

— Пошли.

— Ты не будешь пробовать? — Мёнгере указала на знак руки.

— Нет, — отрезал поэт. — Ну предложат мне отправиться домой, а дальше что?

Приш задумался: им вдвоем с Мёнгере до радуги не дойти, Хранитель предупредил на этот счет — только троим доступен путь. И если поэт решит воспользоваться вокзалом, потому что не желает продолжать дорогу, придется идти с ним. И Приш никогда не возвратится в Яблоневую долину, Мёнгере не вернет себе былую красоту, а поэт — крылья.

Приш не успел ничего ответить, как Глеб уже зашагал к выходу. За ним — Мёнгере. А Приш замешкался: хотелось еще раз услышать название родины. Он приложил ладонь к изображению. Уйантэйт… Приш сохранит его в памяти и потом поведает своим детям. Если они у него будут. А пока он будет идти к радуге. Если понадобится — ползти.

Приш последовал за друзьями. Под ногами вспыхивали белые фигуры: треугольник, квадрат, круг. Приш не понимал их назначения. Да и какая разница? Всё равно не пригодится. Он вышел, и дверь за ним закрылась. Хухэ радостно бросился к нему. Стоял вечер — похоже, в башне они пробыли долго, и пора устраиваться на ночлег. Деревьев поблизости нет, а значит, костер, чтобы согреться, опять не развести. И ужинать придется всухомятку, запивая сухари водой. Но это пережить можно, лишь бы знать, что их путь закончится хорошо, и скоро Приш попадет домой. Сквозь стекла еще заметна радуга, и надежда на счастливый исход есть.

Глава тридцать шестая. Дракон

Местность снова изменилась. Момент перехода они всегда пропускали: раз — и уже попадали в новую точку. Сейчас путники вышли на каменистое поле, в конце которого горизонт сливался в одну линию. Там что-то шумело. Много-много воды, Мёнгере столько сроду не видела. Глеб сказал, что это море — большое соленое озеро.

Мёнгере поправила шарф, но всё равно ветер задувал под куртку. Холодно здесь. И камни, сколько их тут: гравий, булыжники, валуны. Словно пробились из-под земли вместо травы. А Мёнгере с попутчиками пришла собирать урожай. Только этим урожаем не насытишься. Даже для фенека нет пропитания. Почему-то вспомнилось про тяжесть на душе. Может, это камни, которые накапливаются в каждом, откладываются невыносимым грузом на сердце? И, когда человек умирает, они прорастают на этом поле.

Из еды ничего: никаких грибов, ягод. Мёнгере не отказалась бы даже от брусники, пусть та и кислая. В животе требовательно бурчало: со вчерашнего дня ничего не ели. Да и воды осталось немного, а соленую не попьешь. Но Глеб сказал, что что-нибудь придумает. А рыбу можно и в море наловить. Мёнгере подобрала камушек: пестрый, с блестящими вкраплениями. Его острые края впились в ладонь.

Люди напоминают камни. Одни похожи на грубый булыжник, они прут напролом, не считаясь с остальными. Вторые — на острый гравий, резкие и высокомерные. Третьи — на вездесущий песок, они стремятся заполнить собой всё пространство. Другие — на сглаженную гальку, они избегают конфликтов. Иные — как величественные валуны, основательные и хозяйственные. Разные камни, как и человечество: легкомысленные розовые, скучные серые, мечтающие голубые, безнадежно черные. С поперечными полосами — застегнутые на все пуговицы, со сверкающей слюдой — украшающие себя дешевыми стразами. Рыхлые, которые легко крошатся, и непробиваемые, как базальт. И лишь единицы, как скалы: с ними надежно и нестрашно. И можно только восхищаться ими. И тянуться к ним.

Путники вышли к концу поля, где начиналось море. Волны лизали берег, утаскивая за собой мелкие камни, выплевывая обратно пену и водоросли. Бесконечное море серой, подвижной, как ртуть, воды. И такое же небо. Вдали они сливались, и было невозможно отличить верх от низа. Мёнгере бросила камень в воду — по небу пошли круги. Странно, как будто здесь всё перемешалось и море отражается в небе.

— Куда нам дальше? — растерялся Приш.

Глеб пожал плечами: ни лодки, ни плота. Радуга висит впереди, но как туда добраться, неясно. Мёнгере ощутила усталость: сейчас бы отдохнуть, перекусить, только нечем, и надо переплыть море. Похоже, что путники останутся навсегда на этом берегу.

— Может, пойдем вдоль берега или рыбу половим? — предложил Приш.

Мёнгере прислушалась к своим ощущениям: что-то подсказывало, что рыбы здесь нет, как и людей.

— Это мертвое место, — ответила она. — Мир до того, как в нем зародилась жизнь. Изначальная точка.

Глеб сел на песок.

— И как же быть? — вопрос был риторическим.

Путники зашли в тупик. Позади каменное поле, впереди море, теряющееся в небе. И они — три запятые в книге, где еще нет текста.