Темногорье

Захария недоговорил. Он с тоской уставился в окно, словно увидел там что-то занимательное.

— Ну, пора и нам спать ложиться, — сообщил он, — нечего свет зря переводить. Дай бог, и эта ночь спокойно пройдет.

Семья Захарии спала в большой комнате, разделенной тонкой перегородкой на две части. В маленькой стояла кровать хозяев, в большой — сыновей. Гостям постелили на полу. Как и мечтала Мёнгере, лежала она на тюфяке, набитом соломой. Его принесли откуда-то сверху. И теперь тело чесалось, а ведь Приш предупреждал!

Она почти задремала, как раздался грохот. Будто уронили что-то тяжелое, даже дом содрогнулся. Захария вскочил и зажег лучину.

— Началось, — с какой-то обреченностью в голосе произнес он.

— Что началось? — не понял Глеб.

— Мать, — ответил Захария. — У нее началось.

Глеб не успел ничего больше спросить, как раздался треск — словно кто-то проломил стену. Хозяин с домочадцами вскочили и принялись двигать кровати к двери.

— Помогайте, — велел гостям Захария.

А потом постучались, тихо-тихо. Но у Мёнгере от испуга едва не подкосились ноги.

— Тук-тук, — сказали за дверью. — Кто-кто в доме живет? Кто-кто в невысоком живет?

Голос был едва различим, но Мёнгере слышала каждое слово отчетливо, хотя больше всего хотелось заткнуть уши и спрятаться под одеялом. А за дверью рассмеялись. Красивым переливчатым смехом. Но почему-то от него Мёнгере чуть не завизжала. Она стиснула руку Глеба.

— Она не сможет войти, — попытался успокоить Захария, но его голос дрожал.

Сыновья и жена отошли к окну и открыли ставни. Видно, готовились бежать, если чудище, в которое превратилась старуха, ворвется.

— Пустите меня к себе! — взревело за перегородкой, и дверь заходила ходуном.

Приш и Глеб бросились к хозяину, чтобы помочь удержать. А из коридора слышалось рычание, переходящее в вой. И скрежет огромных когтей по дереву.

Затем вновь наступила тишина и напряженное ожидание.

— Я мышка-норушка, я лягушка-квакушка… — бубнили за дверью.

Мёнгере казалось, что рассказывают сказку. Только ужасную, которую лучше слушать днем, а не ночью. И чтобы читала ее милая старушка, а не чудовище. Девушка обняла Хухэ, тот дрожал от страха.

— Пустите! — и новый рывок.

У мужчин, удерживающих дверь, вздулись мышцы от напряжения.

Полночи Захария и остальные держали оборону, лишь под утро всё стихло. Но дверь открыли только после того, как рассвело. В коридоре на полу лежала мать Захарии — без чувств. Захария бережно поднял ее и понес в комнату. Его жена принесла воду и вытерла пот со лба свекрови. Вскоре пожилая женщина открыла глаза.

— Снова? — спросила она.

Захария лишь кивнул, и тогда его мать заплакала. Ее плечи тряслись. Мёнгере потянуло обнять старушку, утешить. Та, похоже, не владела собой в образе монстра.

Комната пожилой женщины выглядела ужасно: дверь была вырвана с мясом, мебель разломана. Мёнгере поежилась: то же самое могло произойти и с ними: чудовище бы просто разорвало их. На стенах остались глубокие борозды — следы когтей.

— Ничего, подправим, — утешал Захария, — скоро и видно не будет.

Но старушка продолжала плакать.

Спать больше не ложились. Утром жена Захарии подала завтрак. Хорошо, что кухня не подверглась разгрому. Путники ели рисовую кашу и слушали хозяина.

— Это у нас со стариками творится. Причем со всеми по-разному. У кого-то в семьдесят начинается, у кого-то раньше. Поэтому, когда им исполняется шестьдесят, мы их начинаем закрывать на ночь.

Он залпом выпил крепкий чай и продолжил:

— Это, конечно, не каждую ночь происходит. Когда как. Иногда и за год ничего не случится, а порой и пару раз в месяц. Тут не угадаешь.

Захария доел завтрак и закончил:

— Только мы их любим. Это же наши старики, они о нас заботились. А теперь мы о них. А потом наши дети о нас будут.

— А ведь есть же и одинокие? — спросила Мёнгере.

— Есть, — согласился Захария. — За ними община наблюдает.

— А бывает?.. — начал Приш.

— Бывает, — отрезал Захария. — Год назад случай произошел: старик вырвался и всю семью убил. А утром в сознание пришел и руки на себя наложил. Не смог жить.

Больше вопросов не последовало.

Завтрак вышел скомканным. Мёнгере с трудом запихнула в себя кашу на вкус она ей не понравилась. Да и настроение… Хотелось поскорее убраться отсюда. Путники собрались и, поблагодарив за крышу над головой, ушли.

Глава тридцать четвертая. Хозяин всего

На третий день Глеб с попутчиками попали в густой туман. Протяни руку — и уже ничего не увидишь. Деревья норовили в самый неподходящий момент выпрыгнуть навстречу и врезать в лоб. Поэтому пришлось остановиться: по такой дороге далеко не уйдешь, заблудишься в трех соснах. Они разбили палатку и развели костер: хорошо, что веток здесь навалом, далеко идти не надо.