Темное солнце

– В Египте женщины выбирают, за кого им выйти и когда.

– В Египте, но не у владык Египта, – поправила она. – Наша семья живет по своим законам.

Мы прошли несколько охраняемых постов. Неферу хотела показать мне Кап, Дом царских детей, где она и ее брат Сузер когда-то воспитывались. Светлое и чистое главное здание встретило нас просторным вестибюлем и центральным залом, обнесенным небольшими изящными колоннами с цветочными капителями; из зала расходились двери в меньшие помещения. Она с улыбкой указала мне на троих мужчин в возрасте, которые вели беседу.

– А вот и мои няньки.

Я уставился на этих солидных вооруженных молодцов с несомненными признаками принадлежности к мужскому полу. Ее позабавила моя реакция.

– Именно так! Эти отставные военачальники присматривают за малолетними царскими детьми.

Я мельком увидел класс, в котором два десятка девочек и мальчиков занимались письмом.

– Неужели у фараона столько отпрысков?

– Вовсе не так. Эту школу посещают и дети из благородных семей. А еще некоторые наследники иноземных властителей. Фараон решает, кого принять в Кап.

– Сколько у него жен?

Мой вопрос смутил ее. По лицу пробежала судорога. Взгляд остановился.

– Не знаю точно. Двадцать, тридцать.

– Ты с ними не встречаешься?

– Вижу их на празднествах. Некоторые очень красивы. Особенно нубийская царевна. У каждой из них своя вооруженная охрана, свои компаньонки, своя упряжка, свои слуги. Я быстро утомляюсь в этой толпе. С тех пор как отошла в лучший мир моя мать, Великая Супруга, я больше там не живу и не люблю туда возвращаться. Фараон сделал мне роскошный подарок, отвел отдельный павильон.

– Когда Великая Супруга умерла?

– Мне было двенадцать лет. После этого фараон отселил нас, меня и Сузера, каждого в отдельный флигель.

Она вздрогнула и умолкла. Я пробудил в ней острые воспоминания, возможно, то время, когда она после смерти матери сделалась любовницей отца. Мы продолжили путь молча и, не сговариваясь, подошли к Дому жен.

Гарем представлял собой дворец внутри дворца. Вереница его построек соединялась веселыми двориками, напоенными запахом цветов. По коридорам и проходам сновали представители обоего пола, поскольку прислуга оставалась мужской. Группа прислужников с интендантом во главе пересекла галерею перед нами: в отличие от евнухов, знакомых мне по гарему в Бавеле, эти не были оскоплены. Что до множества жен и фавориток, они беспечно разгуливали, увешанные дорогими украшениями. Я заметил и полногрудую нубийскую царевну, о которой говорила Неферу: гордая посадка головы, грациозное черное тело с золотым отливом.

Сравнивая этих красоток с Неферу, я лучше понял то легкое беспокойство, которое испытывал, глядя на нее: дочери фараона не хватало вкуса. Она наряжалась согласно принятым нормам обольщения, тем более что располагала необходимыми средствами, но какие-то штрихи выдавали небрежность: подводка глаз была непомерной, перламутровая пудра удлиняла нос, отягченные жемчугом платья были испорчены лишними складками, объемные парики наподобие лошадиной гривы были несоразмерны ее личику. Несмотря на юный возраст, высокое положение и отвагу, в Неферу проглядывала девочка, которая наспех переоделась в женское платье. Меня трогала безвкусица ее облика.

Мы уединились под сенью розария, в тихом уголке, защищавшем нас от безжалостного полуденного зноя. Над гроздьями цветов вились голуби. Я снова стал допытываться у Неферу:

– Как ты думаешь, почему фараон до сих пор не подыскал тебе мужа?

Она повернулась ко мне и проговорила голосом, каким произносят очевидные вещи:

– Потому что он бережет меня для себя. Придет день, когда я стану его женой.

Сбитый с толку сложностями в укладе царской семьи, я снова обратился к своему расследованию.