Темное пророчество

И всё же на берегах Тибра творилась история. Подумав о том, каковы могут быть планы Коммода на этот город, я вздрогнул. Если каналы, которые я видел в его тронном зале в своих видениях, текли из Уайт-Ривер, его логово могло быть совсем близко. Что означало, что его новый префект Литиерсис мог быть уже в зоопарке. Я ускорил шаг.

Индианаполисский зоопарк был скрыт в парке неподалёку от Вест-Вашингтон. Перейдя пустую парковку, мы направились к главному входу, бирюзовая вывеска над которым гласила: «ДИЧАЙШЕ МИЛЫ!»

На мгновение я подумал, что в зоопарке узнали о моём прибытии и решили меня поприветствовать, но потом сообразил, что речь шла о коалах. Будто коалам нужна реклама!

Глядя на закрытые кассы, Калипсо нахмурилась.

— Здесь никого. Тут всё заперто.

— В этом и смысл, — заметил я. — Чем меньше вокруг смертных, тем лучше.

— Но как нам попасть внутрь?

— Вот бы кто-нибудь мог управлять духами ветра и перенести нас через забор.

— Вот бы какой-нибудь бог мог нас перенести. Или щёлкнуть пальцами и призвать грифонов.

Я сложил руки на груди.

— Начинаю припоминать, почему мы сослали тебя на тот остров три тысячи лет назад.

— Три тысячи пятьсот шестьдесят восемь лет. Было бы дольше, будь на то твоя воля.

Я не собирался снова заводить эту шарманку, но Калипсо первая начала.

— Ты была на тропическом острове с девственными пляжами, воздушными слугами и богато обставленной пещерой.

— И это мешало Огигии стать тюрьмой?

Я ощутил искушение сокрушить её божественной силой… которой у меня, впрочем, не было.

— Так ты не скучаешь по острову?

Она моргнула, будто я бросил ей в глаза песок.

— Я… нет. Не о том речь. Я была в изгнании. У меня не было нико…

— Да ладно! Хочешь знать, что такое настоящее изгнание? Я в третий раз стал смертным. Лишился всех сил. Бессмертия. Я могу умереть, Калипсо.

— Как и я, — огрызнулась она.

— Да, но ты сделала выбор, пойдя с Лео. Ты отказалась от бессмертия ради любви! Ты ничем не лучше Гемитеи!

Я и не понимал, как сильно злюсь, пока не выплеснул свой гнев. Мой голос эхом отдался на пустой парковке. Где-то в зоопарке недовольно пискнула разбуженная тропическая птичка.

Выражение лица Калипсо стало жёстче.

— Точно.

— Я только хотел сказать…

— Забей, — она оглядела забор. — Поищем место, где будем перелезать?

Я попытался сформулировать галантное извинение, которое, тем не менее, дало бы понять, что я остался при своём мнении, но решил и правда забить. Мой крик наверняка разбудил не только туканов. Нужно было спешить.

Мы нашли место, где забор был немного ниже, и выяснили, что даже в юбке Калипсо оказалась ловчее меня. Она легко забралась наверх, а я зацепился ботинком за решётку и повис головой вниз. Повезло ещё, что я не свалился в клетку с тиграми.

— Заткнись, — сказал я Калипсо, когда она помогла мне спуститься.

— Да я ничего не говорила!

Тигр свирепо глянул на нас из-за стекла, как бы говоря: «Если растревожили меня, то где завтрак?»

Я всегда считал тигров чувствительными созданиями.

Мы с Калипсо стали красться по зоопарку, оглядываясь на случай появления смертных или имперских гвардейцев, но попался нам только служащий, отмывавший стекло лемурьего вольера.

Судя по всему, мы вышли на главный перекрёсток. Слева от нас была карусель, справа на натянутой между деревьями сетке отдыхали орангутаны. Все стратегически расположенные вокруг сувенирные магазинчики и кафе были закрыты. Знаки указывали различные направления: «ОКЕАН», «РАВНИНЫ», «ДЖУНГЛИ» и «ПОЛЁТ ФАНТАЗИИ».

— Полёт фантазии, — вслух прочитал я. — Наверняка грифонов определили именно туда.

Калипсо снова огляделась. Взгляд у неё был напряжённый и сосредоточенный, почти как у прицелившейся Артемиды. Наверное, на Огигии она здорово научилась смотреть вдаль в ожидании кого-нибудь или чего-нибудь интересного.

— Твоя стрела говорила о поезде, — сказала она. — Вот указатель к поезду.

— Да, но ещё она говорила о крошке-картошке. Думаю, она уже не та, что прежде.

— Смотри, — кивнула Калипсо.

На стене ближайшего к нам кафе висело меню, и я стал читать.

— Четыре вида крошки-картошки? — изумился я этому кулинарному беспределу. — Кому нужно так много? Чили. Сладкий батат. Синяя? Как картошка мо…

Я застыл.

Кратчайшую долю мгновения я не понимал, что меня встревожило, но потом осознал, что мои чуткие уши уловили вдалеке звук — мужской голос.

— Что такое? — спросила Калипсо.

— Шш, — я вслушался.

Я надеялся, что ошибся. Может, просто услышал низкое пение какой-нибудь экзотической птицы, может, работник зоопарка выругался, отскребая лемурьи какашки. Но нет. Даже став смертным, я сохранил исключительный слух.

Знакомый голос раздался снова, и гораздо ближе.

— Вы трое — туда. Вы двое — со мной.

Я тронул Калипсо за рукав куртки.

— Это Литиерсис. Кукурузник.

Чародейка пробормотала себе под нос очередное минойское ругательство, упомянув некую часть тела Зевса, о которой я предпочитал не думать.

— Нужно спрятаться.