На мгновение мне показалось, что я переоценила себя. Обнаженный, он выглядел еще более крупным. Простыни прикрывали ноги до икр, как будто ему стало слишком жарко и он сбросил их, выставив напоказ подтянутую спину и черные трусы-боксеры. Все колебания стихли от желания увидеть татуировки, которые он прятал под Versace.
Я придвигалась ближе, пока не встала рядом с королевских размеров кроватью. Его лицо было отвернуто от меня, дыхание было ровным. Всю его спину покрывали татуировки, начиная с русских букв, разбросанных по лопаткам, заканчивая тигром и Дьяволом с крыльями и рогами.
Было странно видеть этого человека в самом уязвимом положении. Снился ли ему сон? И если да, был ли он полон крови и убийств? Возможно, скоро мы расстанемся навсегда, но отчасти я надеялась, что он будет видеть во сне желтое.
Неосознанно я потянулась, чтобы прикоснуться к татуировке – но прежде чем смогла сделать это, была опрокинута спиной на постель, холод пистолета прижался к моему виску. Грудь тяжело вздымалась, я смотрела на Ронана, оседлавшего мои бедра. Секунду он смотрел на меня в замешательстве.
Я обнаружила еще одну его слабость.
Он был слаб сразу после пробуждения.
– Твою мать, Мила, – прорычал он и отшвырнул пистолет через комнату, где тот ударился в стену и упал на пол. – Я, черт возьми, мог тебя убить.
Когда шок прошел, я четко осознала жар тела, прижатого ко мне, его ноги, оседлавшие мои бедра, его обнаженный торс, украшенный татуировками. Мой взгляд скользнул вниз по его телу. Я понятия не имела, почему он никогда раньше не снимал одежду, когда пытался переспать со мной. Я бы хотела сказать, что достаточно сильна, чтобы противостоять искушению всех этих форм, но… от одного его вида в боксерах я хотела толкнуться бедрами и скользнуть руками по кубикам его пресса.
Я закусила губу и подняла на него глаза.
Когда он увидел, как я на него смотрю, растерянность исчезла из его взгляда, трансформировавшись в нечто тлеющее. Он оперся одной рукой о постель над моей головой, провел другой по лицу, уронил ее и сказал хрипло:
– У меня достаточно легкодоступных кисок. Еще одна мне не нужна.
Его слова должны были охладить любую женщину и заставить ее убежать в поисках другого. Но я не хотела другого. Не говоря уже о том, что он упирался в меня невероятно твердым стояком. И кто из нас теперь лжец?
– Ты сделал это со мной. – Я прищурилась. – Исправь это.
Глава тридцать шестая
noctilucous (сущ.) – фосфоресцирующий, светящийся во тьме
– Когда кто-то называет тебя шлюхой, убирайся к черту из его постели, – прорычал я. – Это называется «иметь самоуважение».
Я что, должен был учить эту девушку основам, прежде чем отправить ее домой в Майами, где она позволит мужчинам унижать себя? От одной этой мысли по спине пробежал яростный огонь, обжегший меня убеждением, что лишь
– Мне не нужно твое уважение. – Ее мягкий американский акцент проник под мою кожу, скользнул ниже и сжал член так, как это сделала бы ее рука.
Мой взгляд стал жестче.
– Ты сама не знаешь, что тебе нужно.
– Может, и нет, но я знаю, чего хочу.
Было ясно, о чем она, но я поймал себя на том, что спрашиваю:
– И чего ты хочешь?
– Прямо сейчас… тебя.
– Ты ставишь себя в неловкое положение.
– Не у меня тут стояк, – ответила она.
Смешок подступил к горлу, но я сдержался. Я пытался донести до нее мысль о том, что не стоит выставлять свои чувства на всеобщее обозрение, если хочешь выжить, и я не собирался позволить ей перебивать эту мысль.
– Вот почему я не трахаю девственниц. Они становятся чертовски прилипчивыми.
Она тихо рассмеялась.
– Я не собираюсь влюбляться в тебя, если это то, чего ты боишься.
Во-первых, «страх» был последним, что я чувствовал, когда вопрос дошел до того, трахнуть ли ее. Во-вторых, что за черт? Эта девушка могла влюбиться во все что угодно, хоть в гребаный камень. Я вспомнил об Иване, и яд забурлил в моих венах.
– Почему нет,
Я не был уверен, что хочу услышать ответ, так что, когда ее губы приоткрылись с неглубоким вздохом, я просунул между ними большой палец. Она прикрыла глаза, когда сомкнула вокруг него губы. Горячее скольжение ее языка отдалось еще большей твердостью в моем паху. Я высвободил палец и размазал влагу по ее губам, впитывая в себя всю ее.
Лунный свет играл на ее теле. Единственная тень, касавшаяся ее, была моей.