Темное искушение

Я был скорее взбешен, чем возбужден. И это не имело никакого отношения к тому, что Мила усомнилась в моей мужской силе. Кажется, Миле было все равно, трахну ли я ее, как любую другую, тогда как мне от одной только мысли о том, что она может представлять на моем месте кого-то другого, хотелось сжечь Москву.

Когда я отпустил ее волосы, она выдохнула, уронив голову вперед.

– Не хочу больше слышать от тебя это имя.

– Почему?

– Потому что, мать твою, я так сказал. – Потому что мне это не нравилось. Если ей хотелось этого так же, как Наде, то с тем же успехом она могла назвать любую другую женщину. И достаточно странно, что я не хотел, чтобы к Миле прикасался кто-то еще.

Она оглянулась на меня через плечо, и ее мягкий взгляд, неуверенный, но горячий, заставил сосредоточиться на члене, прижатом к ее попке. Гнев растворился, оставив тело напряженным и пульсирующим от подавленного желания.

Я схватил ее шорты и стянул их вниз, прерывисто вздохнув от открывшегося вида. Проведя руками по заднице, сгреб мягкую плоть в ладони, прежде чем шлепнуть ее. Мила резко вдохнула, ее бедра выгнулись, и светлые волосы упали на поясницу.

Я не мог удержаться от того, чтоб не отстраниться и не укусить каждую обнаженную половинку, а затем лизнуть ее от киски до задницы. Мила застонала и откинулась на меня. Я хотел заставить ее кончить мне на язык, но от одного ее вкуса у меня заболели яйца.

Я вытер рот ладонью в попытке успокоить грохочущую в ушах кровь. Хотя вид ее, стоящей на четвереньках, истончал мою силу воли. Она была так чертовски сексуальна, что я снова сильно шлепнул ее по заднице.

– Ой, – почти искренне пожаловалась она. – Это было больно.

– Ты просила об этом, котенок.

– Ты можешь просто начать…

Я протолкнул в нее два пальца, и она ахнула:

– О боже.

Она обхватила меня так туго, что я застонал и вынул пальцы прежде, чем успел поддаться порыву оттрахать ее ими. Издав разочарованный звук, она обернулась, чтобы посмотреть, как я обхватил рукой член и провел по нему ладонью, глаза ее были полуприкрыты.

– Сделай это снова, – выдохнула она.

Твою мать. Она хотела видеть, как я передергиваю.

– В другой раз. – Когда мне не придется бороться с желанием кончить.

Когда я потер головку члена о ее киску, жар был почти обжигающим, дрожь пробежала по ее телу, а пальцы вцепились в простыни.

– Нервничаешь? – грубо спросил я.

– Да.

– Хорошо.

Она была чертовски тугая, когда я скользнул в нее – такая тугая, что едва не вытолкнула меня. Я погладил ее задницу и начал говорить неконтролируемое дерьмо, не понимая, на каком языке. Это, мать его, мог быть мандаринский.

– Я знаю, ты можешь меня принять, котенок… Ты такая чертовски мокрая… Это самая красивая дырка, которую я когда-либо видел.

Она наконец расслабилась. Я наблюдал за ее реакцией, проскальзывая дальше, пока не вошел так глубоко, как только можно. Твою мать. Мои глаза на секунду закрылись. Она обхватила меня словно крепкий влажный кулак. Каждая клетка во мне жаждала большего, но я дал ей мгновение привыкнуть, пробегая ладонями по изгибам задницы и сжимая ее.

Через мгновение она привыкла, и я дал ей больше, выйдя полностью, прежде чем толкнуться назад. Она застонала и упала на локти, вцепившись руками в спинку кровати. Я знал, эта киска создана для траха, но… боже. Я в отчаянии шлепнул ее по заднице, и когда она сжалась вокруг меня, потребовалась вся сдержанность, чтобы сохранить медленный темп.

Она оглянулась через плечо, ее глаза следили за каждым ленивым толчком.

– Нравится смотреть? – прохрипел я и, прежде чем она смогла ответить, насадил ее немного сильнее.

Она уронила голову, и вид того, как она прикусывает подушку в попытке заглушить стон, послал пьянящий прилив в мою голову, разжигая внутри неистовый огонь. Я зашипел от тугого напряжения ее киски, давление у основания моего позвоночника усилилось. На мгновение я забылся, взяв ее жестко и наблюдая, как ее задница двигается с каждым толчком.

Когда она потянулась назад и схватила меня за запястье, ее ногти впились в кожу, я понял, что это была рефлекторная реакция на боль, и замедлился. Должно быть, ощущение от прошлой ночи не прошло, а я трахал ее слишком жестко. Мне не понравилось тяжкое чувство, возникшее в груди при этой мысли. Но больше всего мне не нравилось то, что она не говорила о том, что я причиняю ей боль.

Обхватив ее рукой за талию, я притянул ее спину к своей груди. Она задыхалась, взгляд ее стал мягким, послушным и затуманенным. Ее голова упала мне на плечо. Я слышал, как колотится ее сердце, чувствовал, как ее пальцы впиваются мне в запястье, ощущал дыхание на своей шее. Это было не то, что я замечал обычно, и отчего-то все это скрутилось в груди узлом.

Я провел губами по ее уху, голос у меня был хриплый:

– Если будет слишком, говори. Или я прекращу прямо сейчас.

Я бы скорее поймал пулю, чем остановился сейчас.

– Я же сказала, что смогу, – выдохнула она.

– Меня не интересует, что ты там сможешь. Мне не нравится причинять боль.