Телепорт

В пять вечера, еще не восстановившись после утренней прогулки, я доковылял до пансионата, тихо поужинал и снова вернулся в домик просмотреть отснятое утром. Потом я прыгнул в пустыню и гулял до самого заката, еще примерно час. Для прогулки света вполне хватало, но мне хотелось качественно заснять пустыню на камеру.

Бескрайнюю пустыню, на первый взгляд везде одинаковую, запомнить трудно. Участки, конечно же, отличались друг от друга, но почти неуловимо – здесь старое мескитовое дерево, лежащее определенным образом, здесь камень с дырой, здесь истль, по форме похожий на озеро Онтарио.

На второй день я достиг предгорья, и идти стало тяжелее. За день, медленно поднимаясь по холмам, я преодолел менее пяти миль. Натруженные накануне мышцы болели.

В первый день я пересек несколько грунтовых сельхоздорог, перемахнул через пару-тройку оград из колючей проволоки. На второй день я перемахнул через одну ограду и обошел еще полдюжины старых с рваной, ржавой проволокой. Старые ограды были из мескитовых стволов, кривых и рассохшихся. Чем дальше, тем больше встречалось камней, от мелкой гальки до валунов размером с дом. Редкие грунтовые дороги, попавшиеся на второй день, заросли́ и размылись дождями. Свежих следов на них не было.

На пятый день, огибая выступ в десяти футах от поверхности земли, я подвернул лодыжку.

Из-за резкой боли я отвлекся, потерял равновесие и упал. Расстояние небольшое, и я держался прямо, чтобы приземлиться на ноги, но из страха нагрузить подвернутую лодыжку немного изогнулся.

Вместо того чтобы рухнуть на каменистую осыпь внизу, я оказался в городской библиотеке Станвилла – обнаружил себя стоящим опершись на стеллаж и поджав ногу.

Погодите, а законы физики тут не нарушаются? Закон сохранения импульса или что-то еще? Хромая, я перебрался в отдел периодических изданий и сел на диванчик. Библиотека работала, но никто не заметил, что я одет чересчур легко.

Если подумать, телепортация сама по себе нарушает законы физики. Я потер лодыжку.

Когда я прыгаю из Флориды в Нью-Йорк, почему не пробиваю стену или что-то подобное? Как-никак во Флориде я ближе к экватору, а в Огайо – ближе к Северному полюсу. На экваторе Земля вращается со скоростью тысяча миль в час. Не знаю, какова разница в скорости вращения между Нью-Йорком и Флоридой, но наверняка больше пятидесяти миль в час.

Почему, когда я попадаю в Нью-Йорк, эта разница не швыряет меня на восток со скоростью пятьдесят миль в час?

На миг я уверовал, что при следующем прыжке меня расплющит о ближайшую стену, словно огромной машиной снесет.

«Успокойся! – велел я себе. – Такого до сих пор не было, а прыгаешь ты уже больше года».

Что же происходит, когда я прыгаю? Почему нет клятого руководства к действию?

Раз я не врезался в пол после прыжка из Техаса, значит моя относительная скорость не имеет значения.

Вспомнилась когда-то прочитанная книга о теории относительности Эйнштейна. Большинство рассуждений я не понял, но, помимо всего прочего, там говорилось о координатах относительного движения. Пусть в Техасе я шел с другой скоростью, чем та, с которой мог идти в Огайо, и падал со скоростью футов двадцать пять в секунду, но получается, что при прыжке я соответствовал обеим координатам, поэтому не было ни разницы в скорости, ни разницы в моменте импульса.

Выводы напрашивались интересные.

Я снова прыгнул в Техас, на выступ, где подвернул лодыжку. Я не записал его на камеру, но в памяти он запечатлелся очень ярко.

Выступ был на поверхности глухой лощины, в которую я забрел. Я старался идти только вперед, а выступ, казалось, вел наверх. В лощине было сравнительно прохладно, градусов восемнадцать, потому что склон холма закрывал ее от утреннего солнца.

Я глянул на каменную осыпь в десяти футах подо мной и выбрал сбоку ровный участок. Прыгнул туда и забалансировал, стараясь поменьше нагружать травмированную лодыжку. Для будущих прыжков осыпь запомнить нетрудно – из трещины в камне торчал причудливой формы кактус. Я прыгнул обратно на выступ и развернулся, встав лицом к склону холма.

Если не получится, будет очень больно!

Шаг с каменного выступа – я начал падать, но до приземления прыгнул на ровный участок у кактусов. Ни удара, ни сотрясения. Лодыжка пульсировала болью, но это потому, что я стоял.

Я снова прыгнул на выступ. Он вдруг пошел круто вверх, и через минуту я оказался в двадцати футах над землей. Сердце бешено заколотилось, я с трудом восстановил дыхание. Шаг с каменного выступа – воздух засвистел в ушах, и в панике я прыгнул на ровный участок у кактуса, не пролетев и четырех футов.

Черт!

Я снова прыгнул на выступ.

– Дэви, ты можешь лететь вниз целую секунду и не упасть на землю, – произнес я вслух. – За первую секунду ты упадешь только на шестнадцать футов. Устрой честную проверку.

Шаг с каменного выступа, и я проговорил: «Двадцать один». Воздух свистел в ушах, но вот падение прервалось, и я оказался на ровном участке у кактуса. Опять никакого сотрясения, никакой разницы в скорости.