Пора прощаться и сваливать.
Флоридский полицейский стоял у двери, у той самой двери, через которую Лео Силверштайн сбегал с заседаний клуба «Киванис». Вернувшись в приемный зал, я ободряюще улыбнулся Лайнелу и сотрудницам агентства «Улетное».
– Простите.
Они закивали, показывая, что поняли. У парадных дверей застыли сержанты Бейкер и Уошберн, в холле – пожилой флоридский полицейский. Лео Силверштайн разговаривал с ними, выразительно жестикулируя. Флоридский полицейский поднял руки: успокойтесь, мол. Уошберн явно злился, а Бейкер бросал на него встревоженные взгляды.
Похоже, Бейкер понемногу прозревает.
Ко мне подошла Джейн из турагентства «Улетное».
– Понимаю, время сейчас неудачное, но я хотела бы сфотографировать тебя, чтобы потом держать снимок вместе со снимком Мэри.
– Внесу контрпредложение. У меня нет свежей маминой фотографии. Если пришлете мне копию, я покрою вам расходы.
Мне показалось, что Джейн сейчас расплачется.
– Да, конечно. Платить не надо. Я с удовольствием…
Я нервно сглотнул и продиктовал адрес абонентского ящика в Нью-Йорке. Вряд ли о нем известно полиции. Счета за коммунальные услуги приходят в квартиру, письма Милли – на абонентский ящик.
– Давайте сделаем групповое фото – Дэвид, Лайнел и агентство «Улетное». Попросим кого-нибудь нас щелкнуть. – Я махнул рукой на стол с закусками. – Можно у той стены.
Одна минута подталкивания, выстраивания, умасливания, и мы встали у стены – Сильвия в центре, Лайнел, Джейн и Патриша с одной стороны от нее, Роберта, Бонни и я – с другой. Мистер Стайгер быстро сделал два снимка.
– Отлично! Теперь давайте сделаем один большой шаг вперед! – скомандовал я, осторожно отодвигая группу от стены, и тихонько попросил Бонни: – Я шагну назад. Пожалуйста, сомкните ряд, чтобы меня прикрыть.
– Зачем это? – недоуменно спросила Бонни.
Я кивком показал на полицейских:
– Пожалуйста!
– Ладно, – нервно отозвалась Бонни.
Я сделал шаг назад, а Бонни притянула к себе Роберту, полностью заслонив меня от всех присутствующих в зале.
Я прыгнул.
Вот уже десять дней я обитал в «Серенити-лодже» и три дня как начал мои прогулки по окрестностям. В тихой столовой, где я собирался позавтракать, меня остановила миссис Бартон:
– Все в порядке, мистер Райс?
– Зовите меня Дэви, миссис Бартон.
Так звала меня мама…
– Хорошо, Дэви. Как вам домик? Вам что-нибудь нужно?
– Нет, все хорошо, – покачал головой я.
Пятидесятишестилетняя миссис Бартон овдовела десять лет назад: ее муж умер от рака. Она работала психотерапевтом, но о маме я говорил с ней лишь однажды, сразу по приезде. Как погибла мама, я не сказал.
– Ну, мы любим проверять. Как вы проводите время?
– Гуляю. Много гуляю.
– Если вам что-то понадобится…
– Да, я попрошу. Спасибо.
Миссис Бартон зашагала дальше, ненадолго останавливаясь у других столиков. Большинство гостей были старше меня, пенсионерами, и меня не трогали: таковы у миссис Бартон были правила. Между приемами пищи желающие общаться собирались в главном здании пансионата, помимо этого донимать людей разговорами запрещалось. Я сторонился телевизионных залов, собраний, игры в карты.
По-моему, миссис Бартон считала, что я склонен к суициду.
Возвращаясь к себе в домик, я задержался в регистратуре у крупномасштабной топографической карты округа Пресидио. Округ занимает площадь более трех тысяч квадратных миль, в нем имеются целые горные цепи, а населения меньше, чем в крупном городе. Округ Брустер, западный, более крупный сосед Пресидио, благодаря расположенному на территории национальному парку Биг-Бенд, населен гуще. Пресидио лежит в самом центре пустыни Чиуауа. Редфорд, ближайший к пансионату город, стоит на Рио-Гранде, в шестнадцати милях от города Пресидио и в тридцати четырех милях от городка Лахитас у западной границы Биг-Бенда. На северо-востоке от пансионата раскинулась Эль-Солитарио, кольцеобразная горная цепь – не слишком высокая, но по причине изрезанного рельефа причисленная к самым труднопроходимым на свете.
В «Серенити-лодж» я приехал вместе с еженедельной партией продуктов. Водитель рассказывал, как вез в Эль-Солитарио группу геологоразведчиков. Они ехали на полноприводных внедорожниках и при самом удачном раскладе продвигались на семь миль в день.
На карте пройденный мной сегодня участок выглядел жалким.
Я вернулся в домик и прыгнул на прогулку. В первое прогулочное утро я прошел по бескрайней пустыне около семи миль – выступил затемно, без двадцати семь, и остановился в полдень, когда стало совсем жарко. Я записал на камеру выбранный участок песка, скалы, фукьерию блестящую и прыгнул обратно в домик.
Пообедав в общей столовой, я вернулся к себе в домик и проспал до обеда. По словам миссис Бартон, это вполне предсказуемая, нормальная реакция на горе и депрессию. Первую неделю по приезде в «Серенити-лодж» я спал от семнадцати до двадцати часов в сутки.