Телепорт

В сердце пустыни мне попались еще два зеленых островка. Один, побольше, питаемой несколькими родниками, растянулся в долине на пару миль. В том оазисе мне попались оленьи экскременты, следы пумы и банки из-под пива. Банок было немного, но они указывали на присутствие человека на этом райском островке, что совершенно меня не радовало. Пару часов я потратил на уборку: собирал банки и другие следы человеческого пребывания, иногда прыгая в Станвилл, чтобы выбросить их в мусорный бак.

Может, я и грабитель, но на природе не сорю.

Третий оазис лежал в углублении, образованном камнепадом и, вероятно, подземной рекой. Края были очень высокими, на дно солнечные лучи падали только в полдень. Дно было шире верха и заполнено водой, если не считать зеленого островка в середине футов шестьдесят длиной и двадцать шириной. В этом оазисе банок из-под пива я не увидел.

Высота краев достигала ста футов, поэтому мне пришлось несколько минут рассматривать дно каньона, выбирая место для прыжка. На зеленом островке было даже слишком прохладно, высокие стены каньона подавляли. Пожалуй, здесь куда приятнее летом, когда вокруг адская жара.

Дэви!

Ты не подумал, что я лишь хотела услышать от Марка его версию того случая, когда ты, ну… удалил его с вечеринки? Я знаю, что Марк – ничтожество, и не увлечена им, но что прикажешь думать, после того как ты исчез у меня из-под носа? Я ведь даже не знаю, человек ли ты. Я знаю, что ты летаешь, как НЛО, и похищаешь людей направо и налево. Если подобный вывод тебя задевает, подумай, какие варианты объяснения ты мне предложил. Понимаю, что тебе больно, и, наверное, еще больнее от подозрений, что я опять увлеклась Марком. Но, черт подери, ты в долгу не остаешься.

Милли

P. S. Я впрямь не знаю, человек ли ты, зато знаю другое – ты достаточно дорог мне, чтобы сделать больно. Ты сделал мне больно.

На письменном столе валялось несколько листов бумаги, смятых в шарики. На каждом я написал по паре фраз, потом забраковал. Несмотря на все старания, у меня так и не получилось сочинить подходящий ответ, и я сгреб шарики в корзину для мусора. Подумывал отправиться к Милли, но боялся. Видеть никого не хотелось.

Чуть раньше, прежде чем забрать письмо от Милли, я обнаружил в горах выступ, который смотрел на юг, вглубь цепи Эль-Солитарио. Выступ больше напоминал пещеру – широкий каменный пласт с каменным же навесом в двухстах футах над поверхностью земли по отвесной скале. От гребня хребта его отделяли пятьдесят футов, добраться до выступа мог только очень умелый скалолаз или прыгун.

Выступ оказался футов тридцать длиной и относительно плоским. Я приблизился к самому краю и замер. Порывы сухого ветра раздували мне рубашку. Я чувствовал беспомощность и безразличие ко всему. Лучи садящегося солнца окрасили облака в огненный и оранжевый. Каменный выступ наверху, крепкий и массивный, был еще длиннее моего. Я словно попал в разверстую пасть. Сейчас челюсти сомкнутся и сжуют меня заживо.

На выступе мне очень понравилось.

Тем вечером я начал перетаскивать стройматериалы со склада в Йонкерсе, которым уже пользовался. На складе был охранник, но он стоял у двери главного входа и полагался на сигнализацию. Я взял только известковый раствор, краски по бетону, еще корыто для смешивания, кельмы и мелки, чтобы разметить стены.

В пособии для каменщиков говорилось, что работать с природным камнем сложно, мол, начать лучше с кирпичей. Эту часть я проигнорировал и внимательно прочел остальное.

Ночью на выступе холодно, и я решил сложить материалы в заднем конце, где их могли видеть лишь пролетающие грифы.

Вернувшись в домик, я уставился на письмо Милли. По-прежнему сбитый с толку и обозленный, сильно обозленный, я тем не менее понимал, что причина не в ней. Я написал короткую записку.

Дорогая Милли!