Телепорт

Около шести вечера силы кончились: ноги гудели, голова болела от жары. Я прыгнул домой, вздремнул пару часов, потом позвонил Милли. Как и накануне, мы проболтали больше часа, потом я прыгнул в Стиллуотер и смотрел на ее окно, пока в нем не погас свет.

В полночь по восточному стандартному времени я разглядывал снимок Милли, сделанный в фотобудке, и спорил с собой.

Почему ты ей не признаешься?

Взять и сказать Милли, что я ограбил банк? Что я не способен сделать ничего полезного? Что я краду заработанное другими людьми?

Скажи ей только про прыжки.

Да, конечно, а как насчет вопросов, которые она наверняка задаст? Милли меня любит. Она любит не эксцентричного чудика, а меня, таким, какой я есть.

Неужели? Милли любит то, что ты ей показал. Разве прятать остальное не то же самое, что насаждать ложь? Разве не во лжи ты живешь? Чем дольше ты прячешь от Милли правду, тем больнее ей будет, когда правда откроется.

Так зачем ей открывать правду?

Ты любишь Милли?

Ох…

Ладно, она должна узнать все. Когда наступит подходящий момент.

Я посмотрел на фотографию Милли и содрогнулся.

В два часа ночи Уошберны снова начали ругаться. На этот раз дошло до настоящей драки. Сначала женщина кричала и огрызалась, а через двадцать минут визжала от страха и плакала от боли. Ее вопли напоминали мамины. Я спешно натянул джинсы, накинул куртку на голое тело и прыгнул к продуктовому на углу улицы. Там есть таксофон. Я набрал 911, продиктовал адрес Уошбернов и сообщил, что там драка. Когда меня попросили назвать свое имя и местонахождение, я сказал: «Да я просто мимо проходил. Не хочу вмешиваться, но, похоже, мужчина убивает женщину». Я повесил трубку.

Не в силах слушать крики, домой я прыгать не стал, а расхаживал туда-сюда, босыми ногами чувствуя холод асфальта. Приглушенные крики женщины слышались даже с улицы.

Скорее, черт подери!

Полиция приехала через пять минут: у дома остановилась машина с мигалками, но без сирены. Два копа позвонили в домофон Уошбернам и о чем-то с ними поговорили. Раздался звуковой сигнал – дверь подъезда отворилась, и копы вошли в дом. Я стоял у таксофона в тени фонаря. Ноги замерзали, хотелось прыгнуть туда, где теплее, но я не шелохнулся. Не хотелось ни возвращаться домой, ни уходить с этого места. Ситуация напоминала язвочку во рту: коснуться ее больно, но язык к ней так и тянется.

Два копа провели в доме менее двух минут, вышли из подъезда, сели в машину и уехали.

Черт!

Я прыгнул домой и прислушался. Женщина плакала, но мужчина явно перестал ее бить. Чтобы заглушить плач, я включил радио и снова лег спать.

Выходные получились волшебными. Омрачал их мой внутренний голос, нудно требовавший сказать любимой правду, и еще то, что подружка Милли не уехала домой.

Первым я подарил Милли мраморный бюст.

– Господи, какая красота! Что это?

– Это репродукция части скульптуры «Пьета» Микеланджело Буонарроти. Называется она «Голова Девы». По-моему, подарок очень уместный.

Милли покраснела и засмеялась:

– Ты во второй раз даришь мне девственность? Бюст чудесный, мне очень нравится. Боюсь спросить, сколько он стоит.

Я пожал плечами и вытащил следующую коробочку. Милли взглянула на меня с укоризной:

– Я же говорила, что мне неловко, когда ты тратишь на меня деньги!

– Тогда заранее извиняюсь. Вообще-то, я старался держать себя в руках, но вот прокол случился. Ты заслуживаешь большего, намного большего.

Милли растерянно смотрела на коробочку в подарочной упаковке.

– Умасливание тут не прокатит. – Милли взяла коробочку, на глаз оценила ее размеры и взвесила на ладони. – Надеюсь, это книга.

– Нет, не книга.

Милли распаковывала коробочку медленно, осторожно, стараясь не порвать бумагу. Достав коробочку из ювелирного, она снова смерила меня неодобрительным взглядом.

– Открой.

Милли открыла коробочку и разинула рот. Чувствовалось, она удивлена и обрадована.

– Ты запомнил…

В коробочке лежала копия «Ожерелья принцессы». Оригинал принадлежал Ситхаторюнет, дочери Сесостриса II, египетского фараона двенадцатой династии. Каплевидные бусины из лазурита, сердолика, авантюрина и позолоченного серебра чередовались с круглыми бусинами из аметиста. Египетская принцесса наверняка носила ожерелье с золотыми бусинами, а не с позолоченными, но уж чем богаты… За ожерелье я выложил двести пятьдесят долларов и еще тридцать за серьги, чтобы получился комплект.

– Ага. Я еще тогда чуть не купил его тебе, но ты так переживаешь из-за денежных вопросов.

Милли отложила коробочку и толкнула меня на диван.

– Я и сейчас переживаю. Прекрати покупать мне дорогие подарки. – Милли поцеловала меня медленно и очень нежно. – Я серьезно. – Она снова поцеловала меня. – И спасибо тебе!

Тем вечером мы ужинали в лучшем ресторане Стиллуотера, чтобы Милли могла нарядиться и продемонстрировать египетский комплект. Три девушки спросили ее про обновку, заставив бедняжку «плавать» в краткой истории двенадцатой династии Египта. После третьего экскурса в историю Милли гневно на меня взглянула.

– Хорош смеяться! Я же психологию изучаю, а не археологию! – возмутилась Милли, а сама улыбалась и весь ужин трогала ожерелье.