Течение времени

В Варшаве их встретили и после небольших формальностей в торгпредстве отправили на маленьком автобусе к пункту назначения, на завод, находящийся в трехстах километрах к югу от столицы. На заводе ждали, встретили тепло, как говорится, «по-братски». Почти все польские инженеры хорошо говорили по-русски, а техническая литература, которую привез Алексей Петрович, сразу нашла применение в работе. Переданная им документация нуждалась в пояснениях, необходимых при ее доработке под технические возможности завода. Вместе с Алексеем Петровичем работали местные инженеры, они просматривали чертежи каждого узла, изучали технологию производства его деталей, расчеты на прочность. Обстановка была доброжелательная, но опасаясь провокаций, о возможности которых настойчиво говорили перед отъездом в командировку, в город советская делегация в первый день приезда вышла прогуляться группой. Все были одеты, словно сговорившись, в длиннополые пальто, широкие брюки и шляпы, что никак не отвечало принятой в Польше моде. Проходя мимо «пивницы», где всегда роились завсегдатаи, они слышали смешки:

– Вон, советские идут.

Как-то утром Алексей Петрович из окна гостиницы увидел, что вся улица заполнена, как ему показалось, мрачными, сосредоточенными людьми. «Началось. Интересно, сколько правительство продержится у власти?» – мелькнула тревожная мысль. Но тут же выяснилось, что это верующие идут на службу в костелы.

– Столько верующих в конце двадцатого века, – удивился Алексей Петрович. Его польский коллега объяснил:

– Не столько у нас верующих, как может показаться. Срабатывают традиции. По мне, лучше бы строили больше жилых домов, чем костелов, которые растут как грибы после дождя.

Нередко после рабочего дня в гостинице случалось совместное советско-польское застолье, которое длилось часов до двух ночи с бесконечными тостами за вечную дружбу и советскими песнями времен войны, которые поляки хорошо знали. Алексей Петрович старался пить как можно меньше, но совсем отказаться было практически невозможно, тем более если в разговоре затрагивались болезненные для поляков проблемы. И каждый раз молодой директор завода пан Вацлав задавал один и тот же вопрос: «Почему в августе 1944 года советские войска не перешли Вислу?»

– Два месяца шло восстание, там был мой брат. А русские чего ждали? Разве так поступают братья? Когда Варшава была разрушена и сожжена немцами, Советская Армия вошла в нашу столицу. Почему ваши не форсировали Вислу, когда гибли восставшие, почему? – говорил он с пьяными слезами на глазах.

Трудно найти ответы на такие вопросы.

Через пару дней их повезли осматривать замок Ланцут, принадлежавший магнатам Любомирским, а затем Потоцким. Все было интересно и ново, но вскоре в сердце Ларина стало заползать какое-то новое чувство – беспокойство за домашних: как они там? И тоска по Москве, нет, позднее понял – по России. Даже позвонить в Москву по телефону было трудно, практически невозможно. Вскоре тоска стала разъедать душу, особенно когда Алексей Петрович оставался один. Ему необходимо было окунуться с ног до головы в море родной речи на каждой улице, на заводе, да просто с первым встречным. Здесь же все было чужое, может быть, очень красивое и романтичное: и Краковское предместье в Варшаве, и Старое място, и костел Святого креста с похороненным в нем сердцем Шопена, и парк Лозенки с памятником Шопену, который на воображаемом фортепьяно рождает бурю, изгибающую могучее дерево. И уже через неделю после приезда в Польшу Алексей Петрович стал отсчитывать дни до отъезда и, засыпая, думал только о доме, о семье, о доме на Прудах, о том, как его поезд пересечет границу и окажется в Бресте. Все это симптомы болезни, которую называют ностальгией. И когда их поезд прибыл в Брест, он первым подбежал к телефону-автомату, чтобы прокричать в трубку:

– Леночка, я приехал! Я звоню из Бреста! Я уже дома – в Союзе, завтра в Москве! Как дома? Заболела тетя Груша? Что с ней? Инфаркт? Выясню возможность вылета на самолете. Почему не надо? Уже поздно. Даже похоронили! О Боже! Бедная тетя Груша! А как вы, девочки, справились? Как Танюшка? Ждет меня, хотела вылететь мне навстречу в Брест. Отговорила, и правильно. Дай ей трубку! Танюша, девочка милая, я тебя обнимаю и целую и полностью разделяю с тобой потерю няни Груши, дорогого, родного всем нам человека. Держись молодцом, ты же сильная! Так уж жизнь устроена несовершенно – продолжительность ее ограничена. Держись сама и поддерживай маму – ей тоже тяжело. Утром встречайте на Белорусском вокзале.

Потом Алексей Петрович много раз бывал в Польше и в других странах Европы, Азии, Америки, но никогда больше не испытывал такого сильного ностальгического чувства, как в первую двухнедельную командировку.