Сняв в прихожей кожаные ботинки и легкое темно-синее пальто, я прошла в маленькую, уютную комнату. Она была с высокими потолками, бежевыми обоями, небольшим раскладным диванчиком цвета кофейных зерен, который стоял в самом углу у окна, и рабочим столом того же оттенка напротив. Вся мебель в комнате была чужой. Только вещи оставались моими. И творческий беспорядок.
Сейчас, как и в студенческие времена, на столе царил хаос – разбросанные ручки, карандаши, блокноты и раскрытый ежедневник на развороте «Февраль» говорили обо мне больше, чем сотни эпитетов. Джеймс всегда ругал меня за беспорядок, но на это я лишь пожимала плечами и ничего не отвечала. Педант и чистюля, он не мог понять, что все это – порядок. Мой порядок.
Я села на диван, воодушевленно вздохнула и начала глупо улыбаться. Казалось, вот-вот и я смогу написать удивительную статью, которая потрясет не только общественность Великобритании, но и перевернет весь мир с ног на голову. Я бы стала популярной в Германии, Франции, России, Японии и даже в Северной Корее.
Но энтузиазм растворился, когда я села за стол, включила ноутбук и взялась за поиск тем, о которых еще не писали. Я открыла календарь событий Лондона, думая, что попаду на сенсацию, а фоном включила на телефоне видео с последней сводкой новостей. Я надеялась, что смогу зацепиться за повестку дня и раздуть из нее эксклюзив.
В полночь новости закончились, а события Лондона вселили в мою недавно трепещущую душу титановое отчаяние. Выставки, концерты, ораторские выступления, скучные дебюты и ничего из того, о чем бы никогда ни писали. СМИ переварили эти события сотню и один раз. Ноль сенсаций.
Я сразу вспомнила отца и его пророчество: «У тебя ничего не получится. Ты зря за это берешься». Чувствуя, как работа ускользает, я всеми силами пыталась поймать ее. «Вот, еще чуть-чуть». Но ничего не выходило. Желание получить работу мечты становилось все меньше, а сон давил на мозг все сильнее.
«Завтра. Все завтра», – подумала я, отключая ноутбук.
Часы показывали три часа ночи. Сидя в маленькой и тесной комнате, я думала, что наводка Джейн – та еще задачка на вшивость. Я уснула ближе к рассвету, мучаясь от страха, что растеряла журналистскую хватку после выпускного в университете. Заверив себя, что этого не может быть, я пообещала себе, что завтра обязательно найду эксклюзивное событие или особенного человека, с помощью которого смогу с высоко поднятой головой назвать себя частью большого мира средств массовой информации.
3
Утро началось с шума дождя. Крупные капли стучали по окну, по карнизу. Они ударялись о лужи, создавая большие и маленькие дождевые пузыри, которые будто бы говорили: «До смены в кофейне тебе придется сидеть дома».
Еще вчера утром мы договорились с моим парнем Джеймсом посвятить всю первую половину сегодняшнего дня неспешной прогулке по парку. Но у лондонской погоды были свои планы на этот счет – она решила запереть меня в четырех стенах, будто бы я и так мало времени проводила в съемной квартирке.
Я встала с дивана и подошла к окну. Лужи разливались по улице подобно рекам. Мимо проехало две машины, с зонтами в руках пробежали несколько человек. Они недовольно ступали по дождевой воде, хотя в детстве отдали бы все на свете, чтобы пробежаться по этой же самой дороге вприпрыжку под звонкий смех.
«Интересно, Джеймс уже выехал из общежития?», – подумала я, глядя на смартфон. Никаких уведомлений не приходило.
Мы встречались с ним одиннадцать месяцев, хотя знали друг друга пять лет. Познакомились на новогодней студенческой вечеринке дома у моей однокурсницы. Она была дальней родственницей Джеймса по маминой линии. Уж не помню, кто кому там приходился, но Джеймс остановился у нее на Рождество, чтобы немного погостить и сразу после праздников пройти экстерном несколько собеседований в лондонские вузы. Он должен был поступать только через два года, но решил «познакомиться» со студенчеством заранее.
Помню, на той вечеринке я была единственной трезвой девушкой, а Джеймс – единственным парнем, который не приставал ко всему женскому полу в порыве сильного опьянения. Два одиноких и скучающих человека среди безумно веселых людей. Когда я увидела его впервые, приняла за ровесника. Ну не выглядел этот высоченный парень на шестнадцать лет. Я дала ему минимум девятнадцать.
Мы не сразу нашли общий язык. Джеймс увлекался программированием, информатикой, компьютерными играми и футболом, а я – классической литературой, детективами Агаты Кристи и работой в студенческих СМИ. Я только начинала обживаться в новом коллективе, поэтому любимая работа и новые люди занимали все мои мысли. Но спустя пятнадцать минут нелепых попыток завязать разговор, мы все-таки зацепились за одну единственную тему, которая интересовала нас обоих. Это было кино. Как и я, Джеймс любил мелодрамы Вуди Алена3 и триллеры Квентина Тарантино4. Весь вечер мы обсуждали мир киноиндустрии, не обращая внимания ни на громкую музыку, ни на подвыпивших людей, ни на аромат легких наркотиков.