Театр отчаяния. Отчаянный театр

Я не думал о реальной учёбе. Не представлял себе некую передачу секретов и формул мастерства мэтром юному подмастерью. Я нафантазировал себе возможность присутствовать на его репетициях, слушать его размышления, возможно, быть чем-то полезным. Я возмечтал о наставнике и собеседнике. Мне подумалось, что пожилой мастер может обрадоваться моему предложению. С улыбкой умиления вспоминаю теперь свои фантазии и отчаянную смелость своих надежд.

Через разных людей я смог сообщить о себе Каме Мироновичу. Просил назначить мне встречу. Где угодно. Ждал три дня. И наконец мне сказали, что немного времени мне будет уделено.

– Приходите в пятнадцать ноль-ноль. Не опаздывайте.

Тот мартовский день выдался ветреным и сырым. Я весь продрог пока бежал от метро к театру в Мамоновский переулок. Ноги промочил и запачкал жидкой грязью в подземном переходе. Распереживался. Хотел прийти в безупречной обуви. До театра дошёл раньше назначенного. Потоптался, не доходя. Посчитал необходимым быть пунктуальным.

В кабинет режиссёра Гинкаса вошёл ровно в пятнадцать ноль-ноль. Кабинет был небольшой, но просторный. Хороший. В нём везде стояли и висели красивые предметы. Порядка или беспорядка я не увидел. Это была комната, в которой происходила жизнь и работа. Кама Миронович шагнул мне навстречу, но для рукопожатия не приблизился. Он был в чём-то сером на пуговицах. Поздоровался. Не улыбался. Я разволновался сразу и сильно.

– Мне передали вашу настоятельную просьбу о встрече, – сказал он. – Я нашёл для вас немного времени… У меня сейчас короткий перерыв в репетиции… Прошу вас, присядьте.

Я сел на ближайший ко мне стул.

– Вы о себе сообщили, что режиссёр из… виноват, не запомнил, откуда вы… Скажите… Представьтесь сами… Так будет лучше.

– Да… режиссёр из Кемерово, – сказал я. – Понимаю, что звучит не очень… Простите, можно мне воды?..

– Да, конечно! – сказал Кама Миронович и подошёл к двери, приоткрыл её и попросил принести чаю.

Он не приближался. Показалось, что он прошёл мимо меня к двери, слегка обходя по дуге. Наверное, он подумал, что я какой-то городской сумасшедший.

Принесли чай. Одну чашку. Поставили передо мной. Кто это сделал, я не заметил и отпил глоток из чашки.

– Я сделал свой театр в городе Кемерово восемь лет назад. Студенческий театр… Но ряд актёров работают на постоянной основе. Сделал в своём театре какое-то количество спектаклей… Но с этим закончено… Не могу называть себя режиссёром, потому что имею опыт работы только в своём театре с актёрами, которых сам… пригласил к творчеству… А этот опыт не универсален.

– Понятно, – сказал Кама Миронович и сел поодаль. – И чего вы хотите от меня?

– Я пришёл предложить вам себя в качестве ученика, – сказал я чётко.

Повисла пауза.

– И как вы себе это представляете? – спросил он наконец.

– Смутно, – ответил я очень спокойным голосом.

Сердце моё колотилось.

– Я не беру учеников… Мне непонятно, как это и зачем… Вы хотите чему научиться? Вы видели мои спектакли?

– Да, видел.

– Вы хотите научиться делать так же?

Я коротко задумался.

– Пожалуй, нет… Точно нет! Я хочу делать свой театр… Михаил Михайлович Бахтин писал, что писатель является первым читателем своей книги… Если идти этой логикой, то писатель пишет книгу, которую сам хотел бы читать… Я хочу делать театр, который сам хочу видеть. И это – не ваш театр.

– Это умно и дерзко, – сказал Кама Миронович. – Я ничем не могу быть вам полезен… Я делаю свой театр… Который, как вы выразились, хочу видеть.

– Вот! – сказал я почти громко. – А я хочу увидеть, как вы его делаете!.. Я думал об этом… Я мечтал бы присутствовать на ваших репетициях, видеть и слышать, как вы работаете с актёрами, как создаётся ваш театр практически… Я готов делать что угодно!..

– Это невозможно! – оборвал меня Кама Миронович. – Мне это не нужно и будет только мешать… И вам нечему у меня научиться… Запомните! Невозможно научиться работать, наблюдая за работой… Вы никогда не поймёте моей внутренней работы.

– Мне было бы важно быть рядом, – сказал я. – Думаю, что это было бы полезно… Мне наверняка полезно! Я теперь совершенно одинок, а театр – дело коллективное…

– Подождите! – остановил меня он и встал. Я встал тоже. – Я вам уже сказал, что учеников не беру. Не вас лично… Никого не беру! И вот вам напоследок… Вы сказали, что одиноки? Так привыкайте к этому… Никакой коллектив не спасёт от одиночества. Но одиночества не надо бояться. Одиночество и есть главное условие для работы. Его нужно понять как необходимость. Всего вам доброго! Надеюсь увидеть ваш спектакль, и скоро. Самостоятельный. Без ученичества.