Драгунский офицер, подскакав к карете, склоняется в седле, энергично жестикулируя. Кучер разворачивает карету. Последний взгляд…
«Анна!» — Сердце рвется из груди.
Корсаков заставляет себя отвернуться.
В морозном воздухе плывет надтреснутый голос:
— …при Бородине и под Малоярославцем. Вместе с вами лил кровь при Темпельберге и Лейпциге! Вы помните меня, солдаты? Когда я кланялся пулям? — Всадник с непокрытой головой горячит коня, гарцуя вдоль каре. Склоняется, заглядывая гренадерам в лица. — Покайтесь, братцы! Государь милостив. Вспомните присягу…
Возмущенные голоса за спиной Корсакова:
— Кто это? Остановить немедленно!
— Генерал-губернатор Милорадович.
— Каховский, ну, что же ты? Стреляй!
Солдаты смущенно отводят глаза, кто-то от души пускает по матушке. Заледеневшие штыки колышутся над головами.
Князь Оболенский, с ружьем наперевес бросается к всаднику.
— Извольте отойти, ваше превосходительство!
Милорадович отмахивается от князя, как от назойливой мухи.
— Против кого? Против самодержца? Против народа, товарищей ваших? Братцы, оглянитесь вокруг! Россия…
Оболенский делает длинный выпад, штык бьет Милорадовича в бок.
Генерал вольт-фасом разворачивает коня.
— Каналья! — взвивается голос Милорадовича.
Бледное худое лицо Каховского кривится, глаз зажмурен, рука с пистолетом вскинута.
С гулким хлопком в воздухе распускается белый цветок порохового дыма. Одиночный выстрел заставляет дрогнуть строй. Словно ветер растревожил стальную осоку штыков.
Пуля попадает Милорадовичу в спину. Он недоуменно оглядывается. На лице непонимание. Налетевший ветер треплет седые волосы на голове генерала. Хватаясь руками за воздух, он падает на круп коня, и сползает на землю.
Ропот тяжело катиться по каре.
Корсаков подлетает, хватает Каховского за отвороты сюртука.
— Ты, гаденыш… Ты в кого стрелял?!
— Пустите, полковник. Пустите немедленно!
У Каховского жалкие глаза и капризно скривленный рот мальчишки, пойманного лицейским цербером.
Корсакова оттаскивают в сторону, успокаивают.
Он нервной походкой идет вдоль строя. Подальше от мальчишек с пугачами, решивших поиграть в войну.
«К черту все! К черту! Скорее бы закончили балаган».
Над площадью плывет призывный голос горна.
Верные царю войска, расступаются, в промежутки выкатывают орудия, суетятся канониры.
Корсаков улыбается.
«Вот и славно!»
Вдоль каре рассыпаются вскрики команд. Строй еще плотнее смыкается. Каре ощетинивается ершом штыков.
Залп!