Тарковский. Во всяком случае, Толя очень обрадовался моему предложению, согласен на договор… Так что из театра уходит. И если ему удастся хоть что-то зарабатывать в Москве, то ничего, финансово как-нибудь перебьется. Все-таки Москва! И найдется, наверное, где ему жить…
Ольга. У нас поселится, наконец…
Тарковский. Найдем, думаю, где его поселить… Толя не тот человек, чтобы кого-то стеснять. Вы знаете? Он человек огромного такта. Чудесный парень!
Ольга. Андрей, он вполне может жить у нас. И, кстати, Толик прекрасно играл Тота в «Тот, кто получает пощечины». Я видела спектакль.
Тарковский. Нет, я не видел. Но какое все-таки счастье иметь возможность прикоснуться к театру…
Сурков. Во всяком случае, если Солоницыну не удалось прижиться в театре у Владимирова, то это говорит только в его пользу. Там играют ужасно все: и Фрейндлих, и Дьячков, и этот… ну, красивый такой, наглый… Дмитриев…
Тарковский. Да, хороший театр – это редкое и великое место… И Марк мне сейчас очень нравится. Я ему провел три репетиции. Но удивительно, что никто из исполнителей не поменял своей точки зрения, реакции, хоть каких-то деталей своего сценического поведения. Мне кажется, что если моя теща придет на спектакль, то я уже буду играть иначе – это закон театра, и в этом достоинство актера. А тут все-таки пришел человек с определенными претензиями, который так или иначе собирается в этом театре делать спектакль… Захаров удивительно деликатный человек: он меня представил актерам. Правда, вначале забыл, а потом представил… Он сказал, что сегодня он пришел с ассистентом. Ну просто удивительно милый человек… Правда, он украл у меня мизансцену…
Тарковский. И какую мизансцену! Которую нельзя повторить. Помните, в «Тиле», когда мигает свет и действие распадается по фазам…
Сурков. Ах, так? А меня поразило: как это делается? За всю свою театральную жизнь я этого никогда раньше не видел…
Тарковский. Я ему рассказал, как это делается при помощи света. Хотя это не моя придумка, так что я обижен не очень. Просто я видел это первым в «Мулен-Руж» в Париже. Там появляются на сцене десятки совершенно одинаковых полуголых девок со страусовыми перьями на голове, в фальшивых бриллиантах… Медленно гаснет свет, и ты видишь их, точно на фотографиях, в движениях, разложенных по фазам. Потрясающе! Марку это понравилось в моем пересказе. А я хотел таким образом решать сцену революции в «Юлии Цезаре», когда Цезаря убивают… Сначала будет народ, а потом останутся только головы…
Сурков. Кстати, бунт в «Гамлете» вы будете делать?
Тарковский. Как раз еще не знаю. Конечно, в принципе он должен быть. Но спектакль видится мне все-таки очень аскетичным. Евгений Данилович, я не знаю еще, но это не должен быть «богатый спектакль», понимаете?