Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Тарковский. Ведь до этого его ругали за все. Помните, у него были два левых спектакля у Плучека? Поэтому я и спросил у него тогда в полном недоумении: «Как тебе-то удалось получить театр? Как ты разговаривал у Ягодкина? Непонятно!». Я в этом ничего не понимаю и совершенно неспособен на такие разговоры. Для всего этого мне нужен рядом какой-то другой человек, который бы всем этим занимался и сумел оградить театр от каких бы то ни было внешних посягательств, посадил бы его под колпак… Мы с ним долго тогда сидели в новом «Национале» – знаете, там сейчас новая гостиница и ресторан сверху? Долго сидели… Пили водку… Впрочем, он-то, кажется, не пьет…

Мордвинова. Авы точно этого не помните?

Все хохочут под «провокационный» вопрос Ольги Константиновны.

Тарковский. Нет, он действительно не пьет, по-моему… Но, во всякой случае, он внимательно выслушал мои соображения, программу, которой бы я придерживался в его случае, но потом от всего этого отказался. И, Евгений Данилович, он был прав, потому что у него была своя собственная программа. К тому же я идеалист и ВЕРЮ, что побеждает только идеализм. А Захаров был практиком, а практик побеждает ВСЕГДА… и одновременно проигрывает… Или, точнее, так: практик одновременно и проигрывает, и выигрывает, а идеалист побеждает всегда!

Ольга (в полном восторге). Вот это совершенно точно!

Тарковский. А я-то ему уже тогда предложил, что, милый Марк, давай-ка всех сразу убьем, давай я поставлю «Гамлета» – ка-а-ак шарахнем! А он мне ответил гениально просто: «Да меня просто тут же снимут». Я-то не понял почему, а он мне объяснил, что, во-первых, «Гамлет» просто не позволят вообще, а во-вторых, его собирался тогда ставить Завадский…

Сурков. Теперь, я бы сказал, опасность другая: сам Бортников, кажется, собирается его ставить…

Тарковский. ЧТО? МА-А-АМА! Чтобы Бортников ставил «Гамлета»? Но, Евгений Данилович, это же гениальная пьеса, пьеса на все времена – такой она мне видится. Ее нельзя ставить специально для нашего времени, осовременивать…

Калмыкова. Ну, Женя, уходи действительно на пенсию, и вы с Андреем найдете репертуар «будь здоров»…

Тарковский. Евгень Данилыч, да у нас с вами репертуар уже готов.

Сурков. Меня ужасно радует, что вам нравится «Поздняя любовь». Это, по-моему, действительно пьеса номер один…

Тарковский. …гениальнаяпьеса…

Сурков. лучшая пьеса Островского.

Тарковский. Но, Евгень Данилыч, там никакого «happy end» нету – там в финале трагедия.

Сурков. Ну, конечно! Золото вы мое! Родной вы мой!

Тарковский. Это же драма…

Сурков…. и сделанная на таких прозрачных линиях. Такая вся точная. Такая отжатая вся.

Тарковский. Знаете, какой мне кажется эта пьеса? Очень тяжелой. Очень мрачной. Там есть только один светлый ум, как у нас теперь называют, «положительный персонаж»… Знаете кто? Этот больной сын…

Сурков. Дормидонт…