Гораздо позднее постановки «Гамлета» у Захарова, уже в Лондоне, в 1984 году, во время выступления Тарковского в Риверсайд-студии, один из нынешних соотечественников Шекспира задал ему недоуменный вопрос: «Почему так завышен интерес русских к “Гамлету”? В чем здесь дело?» Как и полагалось Тарковскому, вначале последовал лишь еще более недоуменный взрыв: «В таком случае я могу только поражаться отсутствию интереса к “Гамлету”, лучшему драматургическому и поэтическому произведению мировой драматургии, у самих англичан!? Для меня нет ничего естественнее этого интереса». А далее подытожил: «Для меня лично в этой пьесе поставлен самый важный вопрос, прослежены самые важные проблемы, существовавшие как во времена Шекспира, так и до, и после него, всегда. Может быть, именно поэтому, в силу абсолютной глобальности замысла, пьеса с таким трудом поддается исчерпывающей трактовке на сцене. Многие ее постановщики терпели прямо-таки сокрушительное поражение в единоборстве с драматургией “Гамлета”. В этой пьесе для меня кроется огромная тайна. Возможно ли ее раскусить? Не знаю… Но, тем не менее, меня все-таки снова не покидает желание еще раз реализовать своего “Гамлета”, но теперь уже на экране, хотя у меня была одна театральная постановка в Москве… тем не менее, хочется снова… с этим ничего нельзя поделать… Это как наваждение… Снова попытаться приблизиться к вечной тайне этой пьесы…
Я лично полагаю, точнее, убежден, что трагедия Гамлета, главная болевая точка этой трагедии, кроется для меня в необходимости, вынужденной и абсолютной необходимости для человека, стоящего на более высоком духовном уровне, погрузиться в мелкое болото серости, обыденной пошлости, мелких страстишек и властолюбивых амбиций, правящих в этом мире всецело и безнаказанно. Это трагедия для человека, точно уже преодолевшего элементарное земное притяжение, но неожиданно вынужденного вновь с ним считаться, подчиниться его законам, точно вернуться к своему собственному прошлому, пошлому и унизительному.
Трагедия Гамлета состоит для меня не в обреченности его на гибель физическую, а в падении нравственном и духовном, в необходимости прежде, чем совершить убийство, принять законы этого мира, действовать по его правилам, т. е. отказаться от своих духовных притязаний и стать обыкновенным убийцей. Вот где смысл драмы! Трагедия! Либо выполнить свой как будто бы человеческий долг, навязанный ему обществом, но, по существу, потерять себя в нравственном отношении, либо вовсе не смириться с этим миром, уйти из него по собственной воле, то есть покончить с собой… Но как быть тогда с Богом?..