Танец отражений

Весьма удобно вдавленный в тот момент лицом в подушку, он начал постепенно осознавать, что о готовности докладывает еще одна система его тела — впервые раз после оживления. Ну конечно, кое-что восстало из мертвых… Встало. Лицо его вспыхнуло от смеси смущения и восторга, и он как бы случайно подтянул руку, чтобы прикрыть свою физиономию. Она твой врач. Она захочет знать. Будто бы она не свела еще близкого знакомства с каждой частью его тела — внутри и снаружи! Она сейчас была чертовски к нему близка — в буквальном смысле. Но все равно он продолжал прикрываться рукой.

— Переворачивайся, — распорядилась Верба, — я пройдусь по другой стороне.

— Э-э… лучш не надо, — пробормотал он в подушку.

— А почему нет?

— Гм… помн'шь, ты просила меня сказать, не оживет ли что-то… в памяти?

— Да…

— Ну… кое-что ожило.

Последовала секунда молчания, а затем: — О! Тогда точно переворачивайся. Я должна тебя обследовать.

Он вздохнул. — Что не cдел'шь для науки…

Он перевернулся, и она стянула с него полотенце. — Такое уже случалось прежде? — спросила она.

— Нет. Перв'раз в жизни. Этой жизни.

Длинные прохладные пальцы быстро, по-медицински его ощупали. — А что, неплохо, — с воодушевлением сообщила она.

— Тебе спасибо! — радостно воздал он ей хвалу.

Она рассмеялась. Он не нуждался в подсказке памяти, чтобы понять: если женщина смеется твоим шуткам на такую тему, это добрый знак. Он попробовал нежно притянуть ее лицо к себе. «Ура науке! Посмотрим, что случится.» Он поцеловал ее. Она поцеловала его в ответ. Он растаял.

После этого и наука, и речь были на какое-то время отложены в сторону. Не говоря уж о зеленом халате и всем, что было надето под ним. Ее тело было именно таким прекрасным, каким он его себе воображал, — чистая эстетика линий и округлостей, мягкость цветка, сокровенные местечки. Его собственное тело представляло собой разительный контраст: скелетик, исчерченный отвратительными алыми шрамами.

На него нахлынуло острое осознание того, что недавно он был мертв, и он обнаружил, что целует ее — отчаянно, страстно, словно она была самой жизнью и вот так он мог овладеть этой жизнью, насытиться ею. Он не знал, враг она или друг, хорошо он поступает или нет. Но это было влажным, горячим, полным движения, а не ледяным и неподвижным; безусловно, самая большая противоположность криостазису из всех, что только можно вообразить. «Лови день». Потому что поджидает ночь, холодная и неумолимая. Этот урок словно вспышкой вырвался у него изнутри. Она широко распахнула глаза. Лишь проблемы с дыханием заставили его сбавить темп до более благоразумного и пристойного.

Собственное уродство должно было беспокоить его, но этого не было, и он спрашивал себя: почему? «Любовью занимаются с закрытыми глазами». Кто сказал ему это? Та же женщина, что произнесла: «Это не суть, это движение»? Открывать для себя тело Вербы было все равно что иметь дело с кучей разобранного оружия. Он знал, что делать, какие части подходят, а какие здесь для маскировки, но не мог вообще вспомнить, откуда он этому научился. Инструкции осталось с ним, но инструктора стерли. Такое сочетание знакомого со странным беспокоило его куда глубже, чем все, что он до этого момента успел пережить.

Она задрожала, вздохнула и расслабилась, а он продолжил на ее теле дорожку поцелуев до самого уха, прошептав: — Н'думаю, что я могу отжиматься — пока что.

— О! — Она распахнула подернутые поволокой глаза, ее взгляд сфокусировался. — Боже. Да. — Несколько минут экспериментов, и одобренная с медицинской точки зрения позиция была найдена: он с превеликим удобством лежит на спине плашмя, и никакого давления или напряжения не приходится на грудь, руки или живот. На этот раз наступила его очередь. Это казалось правильным: «дамы вперед», и в него не станут швырять подушками за то, что он заснул сразу после. Ужасающе знакомый рисунок — но все детали не те. Верба тоже уже занималась этим раньше, понял он, хотя, наверное, не слишком часто. Но вряд ли с ее стороны требовался огромный опыт. Его тело действовало превосходно…

— Доктор Д., — вздохнул он, — т'гений. Аск… Ашк… Эск… этот грек мг'брать у тебя уроки воскр'шения.

Она рассмеялась и растянулась на кровати рядом с ним, тело к телу. «Мой рост не имеет значения, когда мы лежим.» Это он тоже уже знал. Их поцелуй — уже не такой торопливый, изучающий, — отдавал привкусом мятной конфетки после еды.

— У тебя это очень хорошо выходит, — хрипловато выговорила она, покусывая ему ухо.

— Ага… — Его усмешка исчезла, и он уставился в потолок, нахмурив брови в сочетании легкой меланхолии после соития и возобновившейся, хоть и чисто умственной, досады. — … интересно, а я женат? — Она отдернула голову, и он чуть не прикусил язык, видя ее страдающий взгляд. — Н'думаю, — добавил он быстро.

— Нет… нет. — Она снова приняла прежнюю позу. — Ты не женат.

— Кем бы я ни был?

— Правильно.