А вот грузинка обдавала жаром. От нее исходил запах, который просто дурманил его. Он чувствовал, как кружилась, все более мутнея, голова, словно он безрассудно пил густое, десертное вино…
Да, темперамент у нее жгучий! Одно ее прикосновение сладко лихорадило. Черт побери, такого наслаждения он не получал от девчонок, которых знал раньше. Не было в них раскованности, сексуальной свободы. Все как-то наполовину… И хочется, и колется, и мамка не велит!
Конечно, это скорее «болезнь» многих девчонок — закомплексованность. Вербицкий был уверен, что причина шла от социальных условий. Жесткая цензура на сексуальность, родившаяся в тридцатые годы, сделала свое неблагодарное дело: человек стал бояться выражать себя в сексе.
Нет, грузинка чертовски обворожительна, она горела и зажигала его… Она умела, умела, как опытная и познавшая любовница, и Саня впервые ощутил экзотический кайф.
Границу на Псоу местные как границу не принимали. Непонятливость эту Карсавин тоже понимал: все кругом ему казалось какой-то непонятной детской игрой взрослых дядей. Он помнил, как еще мальчишкой с матерью ездил в Гагры, помнил, как в электричке ходили пожилые мужчины, предлагая сладковатое вино «Псоу»… Многие пили его тут же из стаканчика, который продавец предварительно ополаскивал в мутной воде бидончика.
Карсавин посмотрел на дорожный указатель. «Веселое» — прочитал он. Ну, вот и добрались до Псоу…
Оглядевшись, он смело пошел к пограничному контрольно-пропускному пункту.
Появление щеголеватого лейтенанта на КПП приняли весьма скептически. Солдат пошел доложить капитану.
— Какой лейтенант? — вяло переспросил капитан.
— Не то корреспондент… не то какой-то адъютант. Вообще не знаю, какой-то лейтенант.
— Лейтенант так лейтенант, — тяжеловато вздохнул капитан. — Покажи ему, что на двери написано.
На двери висела затертая табличка: «Посторонним вход воспрещен».
Карсавин закусил губу. Такого он не ожидал… да, по совести, и не мог ожидать. «Он что… начальник, не того… умом тронулся!»
Серега взглянул на терпеливо ожидающих посетителей, на старушку с корзинкой, набитой шабалами, на заросшего щетиной мужчину с отекшими веками.
— Проклятое место, — сочувственно заметил мужчина.
Карсавин напористо, без стука, открыл дверь.
Капитан, положив трубку, удивленно поднял голову.
— Лейтенант Карсавин из Москвы. Адъютант командующего пограничными войсками. У вас что здесь, товарищ капитан…
— А потише нельзя, — немного тушуясь, но стараясь держать марку, хрипловато заметил капитан.
Карсавин протянул командировку.
— Извините, а разве вы не корреспондент?
— А что, корреспонденты кусаются?
— Много их. Надоели, как собаки.
Капитан понял, что здорово промахнулся, и потому, встав со стула, оправдывался:
— Неувязка получилась, товарищ лейтенант. Солдата накажу. Своих, пограничников, он должен узнавать по нюху. — И, широко улыбнувшись, заметил: — Кефиру хотите? Ничего, свежий. Доставили прямо из Сочи…
— Спасибо. Познакомьте меня с жизнью контрольно-пропускного пункта. Что-то я должен доложить генералу.
Капитана внутренне передернуло. Он догадывался, что от этого «сопляка» зависело и его будущее. Не мешкая, потащил Карсавина на улицу.
Когда-то мост через Псоу был лишь административной границей. Но когда ситуация обострилась, с надписи «РСФСР. СОЧИ» ненужные буквы сбили, оставив только РФ. На зеленый деревянный домик подняли российский флаг. Шлагбаумы и бронетранспортеры теперь обозначали государственную границу.
— Народ понять можно, — говорил капитан, заискивая. — В Абхазии не сладко. Трудно в Абхазии… А до Сочи рукой подать. Там и масло, и колбаса. Вот и прут… кому не лень.
Карсавин укоризненно посмотрел на капитана. Тот тут же поправился:
— Не в смысле прут — нужда заставляет. Жалко, конечно, люди когда-то были свои, российские, а теперь чужие…
К капитану подошел плечистый майор абхазской милиции.
— Слушай, я в ваше правительство жалобу напишу. Не веришь? Слушай, еще как напишу… Почему держишь машины, людей… Они есть хотят, а ты их держишь. Нехорошо, капитан. На электричку опаздывают…
Пожав плечами, капитан тоскливо посмотрел на Карсавина.
— Так каждый день. С ног валишься! Доберешься до постели — и как в прорубь.
Майор подошел к Карсавину.
— Хочешь мандаринов. Почему не хочешь? Сладкие мандарины, как женщины. Спелые мандарины. Таких в России нет. В России такого бардака нет… А здесь, как видишь, такой кавардак…
Карсавин молча зашел в зеленый домик.
— Разреши, капитан, позвонить начальнику погранотряда.
20
Какое-то время Раджаб не появлялся на заставе. Оказывается, ходил он в «караван», то есть сопровождал особый груз, что было делом нелегким, кропотливым и опасным. Всякий раз односельчане ждали своих родных и знакомых с замиранием сердца. Было немало случаев, когда сопровождающие просто не возвращались домой. В таких случаях бандиты говорили, что на все воля Аллаха.
Но Раджаб вернулся и вскоре снова оказался на заставе.
Он принес новые вести. Но был задумчив, не в настроении. Сухомлинов это заметил сразу и спросил его, что, собственно, мучит?
Раджаб суховато улыбнулся.