Танец любви

Но драка, освободившая Димку Разина от неблагодарной миссии парламентера, неожиданно сплотила взвод, и пацаны, чувствуя, что это действительно им так не пройдет, задиристо готовились к худшему. Как сказал Мишка Горлов, умирать — так с музыкой!

Пока, как нарочно, никого никуда не таскали, ни в политотдел, ни к командиру роты, — специально томили ожиданием. Майор Шестопал за все время угрюмо произнес лишь одну сакраментальную фразу:

— Скверная работа.

Что он этим хотел сказать, никто не мог толком понять, потому Вербицкий прокомментировал это так:

— Господа кадеты, это про нас.

Несмотря на внешнюю браваду под сердцем что-то ныло: не иначе, как накаляют обстановку. Адъютант Мишки Горлова щупленький Костя Шариков метался между «элитой», заискивая и что-то вынюхивая. Это была плохая примета, даже Скобелев не выдержал и в сердцах сказал:

— Хватит кататься, Шарик, без тебя тошно!

Мишка Горлов переносил эту «тошноту» легче: скрашивал ансамбль, где на репетициях он барабанил пальцами на гитаре.

— Слава Богу, хоть есть отдушина…

Другие же в этот вечер, несмотря на запрет, выскочили на спортгородок «покачаться». «Качаться» было болезнью и страшной модой суворовцев, неизвестно откуда занесенной. От мала до велика пацаны «качались» при всяком удобном случае, набивая силой и мощью мышцы рук и ног.

10

Во втором взводе ЧП. Недаром говорят, что беда одна не приходит…

Контрольная по химии, на которую так надеялись преподаватель Мария Николаевна Соколянская и майор Серов, была сорвана влетевшим в открытую форточку воробьем. Воробей шарахался по классу, а ребята с визгом обыкновенных школьников подпрыгивали, выбегали из-за столов, пытаясь поймать перепуганную дурашливую пичугу.

Поначалу и Мария Николаевна отнеслась к этому событию с шутливостью, но потом, когда охота стала затягиваться, а ребята вместо контрольной носились по партам, она обозлилась:

— Вы решили сорвать контрольную? Что ж, я так и передам вашему командиру…

Сказать по совести, класс к контрольной был не готов — разве до химии в эти дни! Мария Николаевна это почувствовала сразу, как только вошла в класс, по нависшей тишине, и воробей тут был ни при чем.

Подслеповатая, она медленно сняла большущие очки и после того, как суворовцы утихомирились, близоруко оглядела первые столы.

— Химия — наука точная и не терпит наплевательского отношения. Хотя некоторые и думают, что она офицеру не нужна…

— А вот суворовец Разин, — весело и смело подсказал Карсавин, — считает, что химия нужна. Он, Мария Николаевна, идет учиться на начхима…

Класс хихикнул…

— Он врет, — вскочил Разин.

— Вот как? — удивилась Мария Николаевна. — Значит, горюче-смазочные материалы… Я вам советую, суворовец Карсавин, хотя бы написать контрольную.

В эту минуту в класс вошел заместитель начальника училища, полковник Юферов. Мягкой кошачьей походкой он проскользнул к преподавателю и, искоса поглядывая на свои отличнейшие хромовые сапоги, которыми гордился, вежливо сказал:

— У вас все пишут контрольную, Мария Николаевна?!

— По списку, да.

— А суворовец Скобелев тоже? Суворовец Скобелев!

За предпоследним столом длинный рыжий парень вяло простонал:

— Я, товарищ полковник!

— Так и знал, — усмехнулся Юферов и хитровато прищурился, слушая, как затих класс. — Выходит, в нашем училище двое Скобелевых. А я-то по своей наивности думал, что один. Войдите, суворовец Скобелев!

В дверях показался помятый, понурый Пашка. Все ахнули, увидев, что Пашка «засыпался». Еще с утра Скобелев хитрил и в конце концов договорился с рыжим Тиграняном о том, что «сачканет». План был прост ввиду близорукости Марии Николаевны. Сам же Пашка решил «изучить новую технику» — списанный танк, который недавно привезли в училище и поставили недалеко от спортплощадки. Пашка залез внутрь танка и, хорошо устроившись на кожаном сиденье, быстро задремал. Если потом Мария Николаевна и хватится недостающей работы, то при чем тут он: затерялась где-то в бумагах химички… Кто-то из старшеклассников рассказывал ему, что так было в прошлом году. Помялась-помялась Мария Николаевна да и сказала виновато:

— Ничего не поделаешь, моя вина. Ставлю четыре.

Больше Скобелеву и не надо. Когда он лез в танк, казалось, что его никто не видит. Но полковник Юферов как раз вышел из учебного корпуса, а глаз у него, как известно, острее соколиного. Он сразу понял, кто во время занятий мог юркнуть в танк, и потому, не обременяя себя, вызвал коменданта училища. Старший прапорщик в таких делах был мастак — он ловко подкрался к танку и заглянул в люк.

Пашке было тепло и сладко, словно на него снизошла благодать. Но металлический голос сверху быстро опустил его на грешную землю. Захолодело в груди.

— А ну-ка вылазь, гаврик, — грубовато сказал комендант, — посмотрим, кто здесь примостился.

Скобелев с полминуты приходил в себя: ноги стали ватными, а тело обмякло, так что даже повернуться было трудно. Но Пашка слизнул соленым языком пересохшие губы и медленно, нехотя поднялся. Когда его вихрастая голова появилась над танком, комендант училища удовлетворенно хмыкнул:

— Ага, вот кто здесь — Скобелев!