Танец любви

На этот раз Филипп Сергеевич на урок истории принес скрипку, которая, оказывается, ему досталась от отца. Пустив инструмент по классу, он между делом рассказал ее историю: к отцу она попала на фронте. Увидел он ее у связистов. «А ну-ка, ребята, дай погляжу. — Взял инструмент и ужаснулся: — Боже, да это же клеймо мастера Якоба Штайнера!» Солдаты, конечно, о скрипичном мастере ничего не ведали, но командир роты в этом деле разбирался. Ротный бережно взял скрипку и подрагивающими от волнения пальцами взял аккорд…

— Мазурка ля минор, — объявил капитан, и все в землянке стихли…

Однажды связисты сами принесли скрипку ротному.

— Мы что, в этом деле так, колхозники. Берите, товарищ капитан. Уж больно она в ваших руках поет здорово!

…Филипп Сергеевич бережно взял инструмент и победно посмотрел на ребят, притихших за столами.

— Венявский. Мазурка ля минор…

Сергей Карсавин, Мишка Горлов и Макар Лоза, и Саша Вербицкий, и даже Костя Шариков — весь класс с округлившимися глазами слушал историка. Вот это мужик! До слезы пробирает…

Лука-мудрец осторожно положил скрипку на стол и мягко улыбнулся.

— Вот у этой скрипки, как видите, фронтовая судьба… В Александро-Невской лавре Ленинграда, в Некрополе мастеров искусств похоронен инженер-генерал Цезарь Антонович Кюи, военный ученый и музыкант. Кюи никогда не расставался с музыкой. Вот я и думаю, господа суворовцы должны чувствовать музыку. Иначе душа их будет грубая, пэтэушная. А с грубой душой, сами знаете… солдатчина. Она, к несчастью нашему, существует…

Это был последний урок, и ребята настроились на мажорный лад. Даже Пашка Скобелев, расправив накачанные плечи, сладко потянулся.

— Лепота!

И вот тут-то случилось непредвиденное. Не успел прозвенеть звонок, как по широкой мраморной лестнице вбежал маленького роста шустрый суворовец. Раздался воинственный пискливый крик:

— Кадеты! Наших бьют!

Как бьют? Совсем неожиданно и даже как-то немного непонятно…

В парке, что сразу начинался за училищем, местные схватили двух суворовцев, которых послали по хозяйской надобности в баню. Крик пискливого пацана возбудил всю роту — в какое-то мгновение суворовцы, перегоняя друг друга и на ходу снимая ремни с вычищенными бляхами, рванулись вниз. Через забор и многочисленные лазейки, которые знал каждый, ребята оказались в парке. Там гудела толпа местных металлистов, вероятно, в ожидании нападения. Как на грех, майор Серов был дежурным по училищу. Он первым увидел бежавшую ватагу растрепанных ребят и выскочил им навстречу.

— Горлов, Скобелев, я приказываю вернуться в роту!

Но его никто уже не слушал. Суворовская лампасная масса обтекала дежурного, и майор в ярости сумел схватить лишь Тараса Парамонова.

— Товарищ майор, отпустите, — взмолился Тарас со слезами на глазах, всеми силами стараясь освободиться от сильных рук майора. — Там ведь наших бьют… товарищ майор.

Серый с яростью толкнул Парамонова.

— Марш в казарму!

Но Тарас, ловко обогнув майора, уже догонял ребят. Беспомощный Серый обалдел от такой наглости: с этим он встречался впервые. Он уже понимал ту ситуацию, в которую влип, и яростно искал выхода. Вслед за пацанами он побежал в парк, ворвался в гущу дерущихся и стал разбрасывать в разные стороны мальчишек, но беснующаяся толпа свалила его и стала топтать.

…Когда майор Серов опомнился, стирая ладонью кровь с лица, драки как не бывало. Местные разбежались, а суворовцы, еще разгоряченные, оживленно кучками бродили по плацу. Майор Шестопал, оценивая случившееся, сначала пытался построить роту, но затем, чувствуя, что как следует это не получится, стал загонять суворовцев в казарму.

Серов пришел в себя и, схватив за рукав подвернувшегося Разина, тряс его за грудки.

— Разин, кто зачинщик?! Кто зачинщик?!

— А кто знает, товарищ майор, местные… Одним словом, металлисты.

Отпустив Разина, он увидел Глеба Сухомлинова. У того была подвернута рука и слегка оцарапано лицо.

— Вице-сержант Сухомлинов! Да я из вас мокрое место сделаю! Вы меня запомните на всю жизнь…

Сухомлинов озорно сверкнул глазами, что бывало с ним нечасто.

— Не из пугливых, товарищ майор, потому как я здесь ни при чем.

И тут, может быть, как никогда Серый понял, что почва под его ногами закачалась: все его труды, все его мечты так легко и так глупо разваливались на глазах. От обиды он дрожал и весь полыхал, совсем не слыша голос по трансляции:

— Дежурному по училищу срочно прибыть к начальнику училища.

Несмотря на ожидание расправы во втором взводе господствовало чувство удовлетворения. Ребята прикладывали к ушибам «пятаки» и с наивным восторгом вспоминали эпизоды драки. Пашка Скобелев ходил героем, в десятый раз повторяя, как он «жеманул» одного металлиста.

— Небось, до сих пор в зеркало смотрится!

Второй взвод был оставлен без права выхода из казармы. Суровый майор Серов мало с кем разговаривал, одним своим видом показывая, что главное еще впереди: рано, голубчики, нос задирать, как бы не пришлось плакать…