Танец любви

Тарасу было скучно, и он был не против потрепаться с Сухомлиновым, но Глебу не до Парамоновых — увольнение закончилось и нужно было срочно отметиться у дежурного по роте.

Дежурный Паша Скобелев оскалился:

— Задержался, вице-сержант. А как посмотрит на это командир роты?

— Дурак ты, Пашка, и не лечишься. В парке НЛО. Два инопланетянина по парку гуляют. Народищу — не протолкнуться. Ты посмотрел бы, какой они высоты — гуливеры… А на лбу у них: хочешь верь — хочешь нет, один большущий глаз светится, что автомобильная фара…

— Вот брехло.

— А ты, сбегай, погляди, а то ведь случаем улетят.

Как назло из канцелярии выглянул майор Шестопал.

— Кончай треп, Сухомлинов. Ты мне нужен.

Сухомлинов вразвалку, пружиня, неохотно пошел в канцелярию. Ротный впился в него веселыми глазами.

— Говоришь, Сухомлинов, два инопланетянина?

— Честное слово, товарищ майор, сам правда не видел, а вот в Воронеже в одном парке поднялся такой ветер и земля стала дрожать, что все, кто там был, струхнули. Землетрясение! А тут на детскую игровую площадку приземлился круглый аппарат. И ветер стих, и земля перестала дрожать. Из люка по лесенке сошли двухметровые в комбинезонах гуливеры — только лицо у них не как у людей — и глаз один, что фара, и на лбу он, и говорят, что излучает рентгеновские лучи…

Шестопал откинулся на стул и захохотал от души.

— Не знал, вице-сержант, что ты такой болтун. Нормальному суворовцу это не годится, пойми меня…

— Так точно, товарищ майор. Но ведь об НЛО в газетах пишут.

— Пишут, кому делать нечего. Ты материалы об американской армии привез?

— А как же, товарищ майор!

Ротный задумался, словно вспоминая, зачем же он позвал суворовца.

— Да, скажи, Сухомлинов, только честно, ты вчера на дежурстве спал?

— Да вы что, товарищ майор!

— А капитан Доброхотов говорит — спал. Значит, капитан врет. Но зачем же ему врать, если ты не спал…

Сухомлинов виновато молчал.

— Вот так-то… А зачем дверь забаррикадировали-то… Боевого суворовца разведка противника не утащит, а соня-суворовец — находка для врага…

— Товарищ майор, — обрадовался Сухомлинов, на лету схватив мысль ротного и чувствуя, что вывернется, — да ведь не спали, а двери приперли. Сами знаете, почему: ночью снуют местные металлисты… Вы же сами говорили, чтоб варежки не разевали.

— Смотри у меня, Сухомлинов! Уж больно ты верткий, как я погляжу.

Ротный, удовлетворенный ответом, про Глеба забыл. Сухомлинов вышел из канцелярии и пошел на второй этаж на самоподготовку.

Когда он поднялся в класс, самоподготовка подходила к концу. Все сбились в кучу возле стола Пашки Скобелева и оживленно что-то обсуждали.

— Предлагаю бой, — коротко бросил Мишка Горлов. — В субботу, как уйдет из роты майор Шестопал.

— Братва! — загорелся обычный заводила Пашка Скобелев. — Чтоб у каждого на ремне блестели бляхи! Чтоб знали кадетов!

Сергей Карсавин скептически рассмеялся. Один из самых строптивых суворовцев, одним словом, «элита», он сразу отказывался быть в драке. Конечно, металлистам вложил бы «по первое число», но, ничего не поделаешь — в субботу репетиция училищного ансамбля. И хотя гитарист Мишка Горлов заразился предстоящим «побоищем» (это его личное!), он же, Карсавин, подвести ансамбль не может…

Приход Глеба был кстати. Все расступились, пропуская боевого, с горящими щеками вице-сержанта к столу. Настроенные на бой, суворовцы любопытно ждали, что скажет по этому поводу Сухомлинов.

— Прохода не стало, пацаны, иду вот сейчас к училищу, а навстречу шпингалет: «Эй, вшивый кадет, дай закурить!..»

По классу пробежал нестройный шум. Вице-сержант словно подлил масла в огонь, и сразу посыпались грозные реплики:

— Братва, что же такое? Задавить хамство!

Возбуждение во взводе не проходило. И во время ужина передалось всей роте. Все были настроены проучить местную шпану раз и навсегда. И уже было ясно, что главное произойдет после отбоя…

8

На вечерней прогулке царило какое-то особое приподнятое настроение. Ботинки отбивали ровный шаг по асфальту. А песня с приевшимися знакомыми словами взрывалась над взводом, словно птица, почуявшая волю. Даже прапорщик Соловьев, по прозвищу Соловей — птица нелетная, был изрядно удивлен такому легкому, бесшабашному настроению второго взвода. «Не иначе, как что-то произошло», — подумал он и даже икнул от собственной догадки. Интуиция прапорщика, помноженная на житейский опыт, подсказывала, что по-другому не могло быть: он-то знал, что таилось за общим эмоциональным объединением пацанов. Наверняка рвалась наружу какая-нибудь пакость…

Прапорщик мучительно вглядывался в лица шагающих суворовцев, стараясь по ним хоть что-то понять в настроении взвода. Но в оживленных, неспокойных и в то же время скрытных лицах ребят что-либо уловить было трудно. Сам прапорщик, оставленный в роте, был недоволен майором Шестопалом, так как рассчитывал на более интересный вечер. Неудовлетворенный Соловьев, подозвав к себе старшего вице-сержанта, резковато спросил:

— Опять, Муравьев, дурите?..

— Никак нет, товарищ прапорщик, — с удивлением, упрямо взглянув прапорщику в лицо, отрапортовал замкомвзвода.