Танеев

Сойдя с консерваторской скамьи, Сережа Танеев на первых порах во всем следовал предначертаниям своего наставника.

А Николай Григорьевич не сомневался в великой будущности своего питомца на исполнительском поприще.

В разное время живые свидетели подтвердили высокую оценку пианистского мастерства Танеева.

Даже Цезарь Кюи, критик, отнюдь не благосклонный к москвичам, назвал Танеева «виртуозом-музыкантом», что, по его мнению, составляет высшее и драгоценнейшее достоинство исполнителя.

По словам Ипполитова-Иванова, выступления Танеева были праздником для Москвы. «Я всегда, — писал он, — смотрел на него, как на мирового пианиста».

Одной из вершин мастерства Танеева осталось исполнение Первого концерта Чайковского.

Еще в раннюю пору, едва ли не с консерваторской скамьи, наметились основные черты танеевского пианизма: серьезность и сосредоточенность мысли, мужественная и благородная простота.

Эти редкие качества при самом своем зарождении не ускользнули от зоркого взгляда Чайковского. В своей авторской рецензии на памятный концерт 21 ноября он отметил почти непостижимое мастерство молодого артиста — его умение «до точности проникнуть в мельчайшие подробности» намерений автора.

Весной следующего, 1876 года Танеев совместно с петербургским скрипачом Леопольдом Ауэром совершил большое концертное путешествие по городам центральной и южной России. В Таганроге на концерте Танеева и Ауэра присутствовал шестнадцатилетний Чехов.

Осенью была задумана новая длительная поездка Танеева за границу. По мысли учителя, молодой виртуоз должен был показать свое мастерство на крупнейших концертных эстрадах Германии и Франции.

Однако случилось иначе.

При всем благоговении перед авторитетом Рубинштейна у двадцатилетнего «свободного художника», видимо, уже в те дни складывался совершенно независимый взгляд на существо своего артистического призвания.

Он приехал в Париж, снял маленькую комнатку с фортепьяно на третьем этаже ветшающего дома поблизости от театра «Одеон», на улице Господина Принца. И прожил тут зиму, весну и часть лета 1877 года.

Четыре-пять часов ежедневно он посвящал фортепьянной игре. Остальное его время, помимо короткого сна, без остатка поглощал Париж. Впервые московский музыкант вырвался из-под опеки семьи, из стен консерватории, из московских подворий, переулков на широкий и неведомый простор.

Под небом Франции еще веяли отголоски недавних военных бурь. Страна за короткий срок пережила злосчастную войну, седанский разгром, нашествие пруссаков и крушение империи Наполеона Малого, блестящие дни Коммуны и кровавую расправу Тьера. Третья республика собиралась с силами, но лава не успела остынуть.

В кипучем водовороте споров, идей и суждений мудрено было не потерять голову. Однако у Танеева голова была свежая. Его ясный насмешливый ум без пощады отбрасывал все ложное и чуждое себе.

В самом горниле утонченнейшей из европейских культур московский гость не подчинился слепо ее влиянию. Где-то в глубине сознания уже складывалась, зрела будущая концепция о коренном различии путей развития искусства на Западе и у нас.

Выйдя из круга узкопрофессиональных интересов, молодой художник озирался вокруг, пытаясь постигнуть мир, в котором он живет.

Париж. Он жил в воображении Сергея еще в дни ранней весны, он знал его по книгам, гравюрам и неиссякаемым рассказам брата Владимира.

Дневные часы, свободные от занятий, он проводил в залах Лувра, в библиотеках, вечера — в театрах (в «райке») и концертах.

На сцене «Гранд опера» в те годы царил Мейербер — пышные и шумные зрелища для эстетов и гурманов. Московского гостя больше привлекала «Опера-Комик». где незадолго до его приезда прошла премьера оперы «Кармен» Бизе.

В соседнем театре «Одеон» шли комедии Мольера, позднее начались симфонические «Национальные концерты» входившего в славу дирижера Эдуарда Колонна. По субботам, как правило, Танеев присутствовал на утренних репетициях оркестра Жюля-Этьена Паделу в здании Зимнего цирка. С одинаковым увлечением молодой москвич проводил часы у букинистов на набережной Сены и слушал лекции по всеобщей истории искусств знаменитого Ипполита Тена в аудиториях Парижского университета.

Время его было насыщено до предела и мчалось с устрашающей быстротой.

Пользуясь рекомендацией Чайковского и Николая Рубинштейна, Танеев вошел в круг французских музыкантов — Форе, Сен-Санса и д’Энди. У Сен-Санса он однажды исполнял фортепьянный концерт Чайковского, у Клера — концерт Моцарта.

При этом он не чуждался и участия в шуточных ансамблях, которые иногда затевали композиторы, чаще всего у Дюпарка. При этом в ход шли весьма своеобразные инструменты вроде стеклянного колпака для сыра и каминных щипцов. Сергей Иванович с воодушевлением трубил на корнет-а-пистоне. Порой садился за рояль. Причем случалось в азарте разбивать о молоточки рояля и собственные пальцы.

2