Читаем Тамерлан полностью

– Хорошо, – сказал им Тамерлан. – Если первого шаабана холода не прекратятся, разрешу вам и Улугбеку вернуться в Самарканд.

К этому времени некоторые стали подозревать, что измеритель вселенной потерял свою счастливую звезду и разуверился в успехе начатого похода. Абдулла Лисон как-то зашел к нему, чтобы сообщить о своих новых вычислениях, по которым выходило, что если Тамерлан выступит из Отрара не позднее последнего дня месяца шаабана, то Китай будет завоеван им молниеносно. Астролог был крайне удивлен совершенно равнодушной миной, с какою Тамерлан выслушал это сообщение.

Поэт Шарафуддин Али Йезди ни с того ни с сего вдруг вновь попал в немилость к «куполу ислама». Однажды Тамерлан сказал ему:

– Скажи, ну зачем ты наполняешь свою «Зафар-намэ» всем этим непролазным словесным барахлом, а? Меня это так раздражает. Что ты как Гайасаддин Али! Сплошные выкрутасы да красивости.

– Простите, хазрет, – обиделся Шарафуддин, – но сравнить меня с Гайасаддином…

– А! – устало махнул рукой Тамерлан.

В последний день месяца раджаба, когда по плану войска чагатаев должны были бы уже миновать берега Иссык-Куля и вступить в Уйгурию, а вместо этого продолжали зимовать на правом берегу Сайхуна, Тамерлан вызвал к себе мирзу Искендера, который все-таки чувствовал себя в негласной опале, и сказал ему:

– Покажи мне свои волшебные чернила, Искендер.

– Вот они, – сказал мирза, открывая свой ларец и вытаскивая склянку с чернилами.

– Я хочу, чтобы ты написал ими кое-что от моего имени.

– Слушаю и повинуюсь, хазрет.

– Пиши: «НАДПИСЬ НА МОЕЙ ГРОБНИЦЕ».

Искендер послушно стал записывать то, что диктовал ему Тамерлан. Надпись, которую измеритель вселенной придумал для крышки своего гроба, была длинной и запутанной, полной каких-то мистических угроз, смысл которых сводился все к тому же – когда Тамерлан умрет, надо бояться его мертвого.

– Достаточно, – сказал наконец повелитель. – Думаю, этого достаточно. Ну-ка покажи, как исчезают буквы. Забавно. А теперь напиши что-нибудь на другом листке. Написал? Дай мне. Теперь дай свечу.

Подержав листок над огнем, Тамерлан удостоверился, что буквы воскресают.

– Превосходно. Так вот, когда я умру, а дни мои сочтены, ты соберешь побольше свидетелей и подержишь над огнем мое завещание относительно надписи на крышке гроба. Это должно произвести неизгладимое впечатление. Скажи им, что такие чернила были только у меня. Нет, скажи, что это завещание написано моей слюной, которая имела, оказывается, такое волшебное свойство. Пусть боятся! О, как бы мне хотелось увидеть это – как люди боятся меня после моей смерти!

Он глубоко вздохнул и покачал головой:

– Ах, Китай, Китай!..

– Почему вы так вздыхаете о Китае, хазрет? – спросил Искендер.

– Потому что я никогда его не увижу в отличие от счастливчика Темучина, – горестно ответил Тамерлан.

– Разве мы не пойдем его завоевывать?

– Нет, мой дорогой мирза Искендер, не пойдем. Ибо я умру здесь, в Отраре. Мне был сон, будто жены мажут лица черной краской.

Подумав немного, он вдруг оживился:

– Послушай, Искендер, а если, когда я умру, меня подержать над свечой, над огромной такой свечой, вдруг я вновь оживу, как эти волшебные чернила?

– Все возможно, хазрет, – улыбнулся Искендер.

В тот же день, когда происходил этот разговор и было написано надгробное завещание, в Отрар со своею тысячей прибыл минбаши Джильберге. Он был рад, что наконец добрался до города, где можно отдохнуть, и, встретившись с кичик-ханым Тукель, стал со смехом рассказывать ей, как отморозил себе нос испанский рыцарь дон Гомес де Саласар.

– Мне сейчас не до шуток, Джильберге, – пожаловалась кичик-ханым. – Здесь так холодно, в этом проклятом Отраре. Морозы не утихают. Тамерлан обещал отправить нас в Самарканд первого шаабана, если погода не переменится. Постарайся отправиться вместе с нами.

– Но как же поход?

– Подозреваю, что завоевание Китая на сей раз не состоится.

Но не состоялся и отъезд главных жен Тамерланова гарема из Отрара в теплый Самарканд, потому что первого шаабана у обладателя счастливой звезды начались какие-то подозрительные судороги, сопровождающиеся продолжительной икотой, и лекарь Фазлалла Тебризи сказал, что Тамерлан вновь болен, и весьма опасно.

<p>Глава 58. Еще одна смерть Тамерлана</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения