Там, за передним краем

— Даже не знаю, с чего начать. Я ведь жила не в Риге, а неподалеку от нее, но приезжала туда не раз. Что поражает в этом городе? Конечно, его старая часть. Это, без преувеличения, средоточие исторических и архитектурных памятников. Первые поселения на берегу притока Даугавы — Риги (отсюда и название города) появились в IX веке. Жили там в основном торговые, ремесленные люди. Соответственно поселениям и улицы назывались — Калею (Кузнечная), Алдару (Пивоваров), Муциниску (Бондарей) и другие. Кстати, эти имена сохранились и поныне. Украшением старой Риги является церковь Петра — лучший образец готики в Латвии. Первое упоминание о ней в исторических хрониках относится к 1209 году. Изумительные творения архитектуры: Домский собор с его всемирно известным орга́ном, Рижский замок, церковь Иоанна, Пороховая башня — одна из сторожевых башен, некогда охранявших вход в город по дорогам с суши. Однажды я была в здании Большой Купеческой гильдии, в Монастырском зале. Там проводились свадебные обряды. Зрелище потрясающее! Но больше любила бродить по набережной Даугавы, особенно в сумерки. На фоне еще светлого неба шпили башен, церквей и соборов, островерхие крыши старинных домов образуют картину неповторимой красоты.

Рита на минуту умолкла. Может, перед глазами ее возникло виденное или она думала, о чем еще рассказать. Воспользовавшись этим, Света Удальцова, кивнув в сторону Нади Чуриновой, глазами спросила у Лаврова: а где же Николаев? Вадим пожал плечами: понятия не имею.

— Один раз мне посчастливилось, — продолжала Рита, — быть в оперном театре. Смотрела балет «Лебединое озеро». Сказать, что я была в восхищении, значит, ничего не сказать. Все существо мое было потрясено. Я увидела другой мир — мир очарования, любви, вечного счастья. Мне было 17 лет, я училась в 10-м классе, на спектакль приехали большой группой соучеников. После до рассвета бродили вдоль городского канала. Это тоже одна из достопримечательностей Риги. Он весь в тенистых деревьях, по берегам его растут каштаны, плакучие ивы, в воде плавают лебеди. В городе очень много парков. В восточной части Риги — целая система озер: Кишэзерс, Юглас, Балтезерс. Там лес, там тишина, там единение с природой…

Сидевший в задумчивости старшина Болдырев вдруг начал декламировать:

И жизнь, и бодрость, и покой
Дыханьем вольным пью.
Природа, сладко быть с тобой,
Упасть на грудь твою!
Колышась плавно, в лад веслу,
Несет ладью вода.
Ушла в заоблачную мглу
Зубчатых скал гряда.

— Гёте? — спросила Наташа Самсонова.

— Да, он, великий немец, — ответил Алексей. — Кстати, вместе с земгалами и ливами, коренными жителями Латвии, в Риге стали селиться в то время и немцы. Отсюда они стремились распространить свое влияние на Прибалтику, шли крестовыми походами на Русь святую.

— Алеша, — Наташа впервые назвала так при всех старшину Болдырева, — ты в прошлый раз обещал нам рассказать о Гёте. Пожалуйста, хоть немного.

Алексей поднялся с табуретки.

— Мне трудно будет сказать о Гёте «немного», — начал он. — Дело в том, что изучению его творчества я посвятил несколько лет, увлекся им еще в школе. Дипломную работу в университете защищал тоже по Гёте. Это феномен, глыба, его называли наставником Германии, ее энциклопедическим умом. Но очень противоречив. По словам Энгельса, он то колоссально велик, то мелок, то непокорный, насмешливый, презирающий мир гений, то осторожный, всем довольный, узкий филистер. Одно неоспоримо — широта его познаний, его величайший ум. Гёте был выдающимся прозаиком, автором таких произведений, как «Вертер», «Вильгельм Майстер», знаменитым драматургом, перу которого принадлежали «Эгмонт», «Гец фон Берлихенген», «Торквато Тассо», известным ученым, автором многих научных сочинений. Наконец, это видный общественный деятель.

Дверь землянки тихо открылась. С виноватой улыбкой вошел Николаев. Кивнул всем, молча сел на краешек нар рядом с пирамидой для оружия.

— Стихи Гёте начал писать с восьмилетнего возраста, — продолжал старшина Болдырев, — и писал их до самой смерти, до восьмидесяти трех лет. Его произведения составляют шестьдесят томов. В них и ранняя лирика, и Зезенгеймские песни, элегии и баллады, сонеты и эпиграммы и, конечно, бессмертный «Фауст» — шедевр мировой поэзии.

Все время, пока Алексей рассказывал о Гёте, Лавров наблюдал за Надей Чуриновой. Она ни на секунду не отрывала глаз от Николая. И столько в этом взгляде было любви, невысказанной тоски, тревоги, надежды, столько величайшей нежности, восхищения, что у Вадима сердце зашлось. Было трудно даже предположить, чтобы в одном взгляде могли уместиться все лучшие чувства женщины — матери, сестры, любимой. Все существо ее ждало, когда он повернется к ней, поглядит на нее. Большего ей сейчас и не надо было. Но Николай сидел сумрачный и думал о чем-то своем. Неужели о той, что хочет видеть его только Героем?