Там, где звенит Енисей

- Если ещё чего-нибудь не натворите, то скоро, - сердито сказала им Лида.

Когда укладывались спать, Уля, как давно уже этого не было, подлезла к Нелё под одеяло. И они опять шептались, вспоминали новогодний праздник. И Уля уже думала: как же она могла бросить Дедушку Мороза и его мастерскую?!

...Пётр Николаевич пришёл в интернат только на третий день. Когда кто-то крикнул: "Пётр Николаевич идёт!" - все, кто где был, сорвались с места, бросились к нему навстречу. Обступили со всех сторон, не давали пройти.

- Пётр Николаевич, здравствуйте!

- Пётр Николаевич, вы же больны, зачем встали?

- Пётр Николаевич, вам доктор велел лежать!

- Ничего, ничего, ребята, я уже себя хорошо чувствую, ну почти хорошо.

Пётр Николаевич шёл по коридору медленно, словно ноги у него были очень тяжёлые.

Нелё думала, что Уля тут же убежит, чтобы не попадаться Петру Николаевичу на глаза. Она, Нелё, наверно, так бы и сделала. Но Уля не убежала. Она только замерла и крепко прислонилась боком к стене - эта стена, должно быть, помогала ей, не разрешала убежать. Не мигая, Уля следила за каждым шагом Петра Николаевича.

Нелё тоже прижалась к стене, хотя ей бояться было и нечего. Она думала, что Пётр Николаевич их не заметит, пройдёт мимо. Но он заметил. Подошёл. Взял Улю за подбородок, поглядел в глаза.

- Ну, беглянка, горе ты моё... - грустно сказал он. - Зачем же ты убежала? Разве тебе у нас плохо?

Он не ругал Улю, ни капельки. Уля не всё поняла, что он сказал, но по голосу почувствовала, как он огорчён. Ладонь у него была тёплая, добрая.

Все проводили Петра Николаевича до учительской, и, когда он скрылся за дверь, Уля потянула Нелё за собой и побежала в спальню. Там она достала свою Катю, пригладила ей волосы, поправила капюшон, потом шепнула:

- Катя, ты не скучай без меня, ладно?

- Будем играть? - спросила Нелё.

Уля покачала головой. И прямым путём отправилась к учительской. Нелё шла рядом, не понимая, что Уля ещё надумала.

А Уля подошла к двери, послушала. Пётр Николаевич там разговаривал громко - должно быть, по телефону. Когда кончил говорить, Уля осторожно приоткрыла дверь.

- Заходи, - позвал Пётр Николаевич.

Уля вошла. А Нелё осталась в коридоре и, глядя в приоткрытую дверь, не выпускала из вида подружку.

Уля подошла к столу и положила перед Петром Николаевичем куклу.

- О-о, какая красивая! - Пётр Николаевич взял куклу в руки. - Как ловко парка расшита. Это мама смастерила?

Уля замотала головой.

- А кто же? Сама? Ну молодец!

Полюбовавшись, Пётр Николаевич протянул куклу Уле. Но Уля не взяла. И даже руки спрятала за спину.

- Это Катя, - сказала она. - Самая хорошая. Теперь она у вас будет жить.

У Петра Николаевича от удивления брови поднялись высоко-высоко.

- Но я в куклы не играю, - растерянно сказал он, - я уже взрослый, да где там, уже старый. Я когда мальчишкой-то был, больше молотком орудовал.

- Катя - хорошая дочка, - повторила Уля, - она малых нянчить умеет. Теперь она ваша. И она не будет убегать ко мне.

- Вот задачу ты мне задала, - даже поднялся со стула Пётр Николаевич. А потом сказал: - Ну хорошо, раз ты так хочешь, я возьму её. А где же мы её поместим?

Он оглядел комнату.

- Вот тут, - показала Уля на кусочек пустого места на книжной полке.

- Хорошо.

Пётр Николаевич раздвинул немного книги и посадил туда куклу удобно, как в гнёздышке.

- И впрямь ей здесь неплохо, - обернулся он к Уле. - А ты, как соскучишься, приходи сюда, она тебя будет ждать. Договорились? О бэй?

- О бэй, - довольная, кивнула Уля.

ВОТ И СВИДЕЛИСЬ!

- Везут, смотрите, везут кого-то!

- Наверно, надоело дома, соскучился, вот и везут.

Все ребята, что были на улице, кинулись к школе. Им хотелось посмотреть на этого чудака, которого везут раньше срока, ведь до конца каникул ещё целых три дня.

Снег звенел под их ногами, пел под полозьями санок, хрустел под лыжами. И в эту снежную музыку уже вливался еле слышный перезвон. Нелё и Уля замерли - бубенцы! Девочки побежали за сарай и увидели мчащуюся к ним оленью упряжку. Оленьи морды, рога белы от инея. Мчат олешки издалека. А бубенцы на их шеях выговаривают:

"Вот и мы! Вот и мы!"

На нартах двое - взрослый и маленький, тоже заиндевелые. Маленький из-под оленьей шкуры так и зыркает глазами. Едва олени, уткнувшись в крыльцо, стали, он первым соскользнул с нарт и кинулся прямо к Уле и Нелё, чуть было не сбил их с ног и звонко закричал:

- Это я! Что, не узнали?

Девочки и впрямь в этом заиндевелом медвежонке не сразу признали своего Вовку, потому что никак не ждали, что он прикатит к ним.

- Ой, Вовка, Вовка!

Они тискали, тормошили его. Наконец Уля оторвалась от братишки и кинулась к маме. Потому что это её мама примчалась на оленьей упряжке. Мария Вэрковна подхватила Улю на руки:

- Ну, здравствуй, здравствуй, дочка!

У Ули от неожиданной радости дух перехватило, и она не могла вымолвить ни словечка. Подбежала и Нелё:

- Здравствуйте, тётя Вэрковна.

- Это новенького привезли? - переговаривались собравшиеся вокруг ребята.

- Только больно мал.

- Мал, да удал.

В раздевалке, когда скинули пальтишки, Мария Вэрковна только головой покачала, оглядывая девочек.