В конце февраля, когда до календарной весны оставались считаные дни, Сергей пропал. Его не было уже целую неделю. Как назло, компьютеры и принтеры, ранее выходящие из строя с упорством детей, требующих постоянного родительского внимания, работали бодро и безукоризненно. И у него не было формального повода, чтобы появиться. Но! Он мог бы позвонить просто так. Спросить, как дела, посмеяться, поболтать. Не звонил. Видимо, не скучал, не думал о ней, не ждал встречи. Все это может значить только одно – она ему не дорога. Для него она такая же, как и все остальные. Она просто все себе придумала. «Все повторяется», – твердила она про себя, нещадно колотя по клавиатуре, и от этих слов внутри холодело. Потому что это означало простые, но до оскомины надоевшие ей последствия: депрессию, злость, закукливание, обесценивание, обессмысливание.
– Тебе что-то мешает позвонить самой? – София смотрит на нее с удивлением и сочувствием одновременно. Сочувствие немного утешает, но все равно вопрос ее страшно злит, как будто она сама про это не думала!
– Да, я считаю, что позвонить – значит подставиться. Да и что я ему скажу?
– А что бы тебе хотелось сказать?
– Ну не могу же я сказать то, что мне хочется?
– Не можешь… Так что это были бы за слова, если бы ты все-таки решилась?
– Я бы сначала наорала на него. Какого черта ты пропадаешь! Так нельзя! Нельзя пропадать, потому что я тогда чувствую, что ты меня предал, бросил. И тогда мне хочется убить тебя. Или бросить в ответ, сделать так, чтобы тебе было так же плохо, чтобы ты так же скучал, так же ждал, так же нуждался!
– Злишься… И очевидно, что он тебе очень дорог, раз ты испытываешь к нему такие сильные чувства.
– Да пошел он…
– Плачешь…
– Я не хочу! Не хочу переживать все это снова! Зависеть ни от кого не хочу! В гробу я видала всю эту любовь. Я отказываюсь от нее… – Ей хотелось кричать, но из горла вырывались лишь жалкие всхлипы.
– Конечно, ты можешь отказаться. Для тебя быть сейчас в этой неопределенности, вновь и вновь представляя, что тебя не любят, – невыносимо, и ты хочешь отказаться от любви, которая могла бы случиться.
– Я ничего не представляю. Если не звонят, значит, не любят, разве не понятно? По-моему, это очевидно.
– А по-моему нет. Вспомни: один раз это уже было у тебя с Верой, когда ты ждала от нее письма, а оно все не приходило, и тогда тебе тоже казалось, что все из-за того, что она о тебе забыла. В ситуации, когда другой человек молчит или пропадает, ты не выясняешь, что происходит, а всегда начинаешь думать о том, что тебя бросили или не любили никогда… Ты готова в любой момент отказаться от другого человека, если что-то пойдет не по твоему сценарию, и поэтому тебе кажется, что и другие поступают так же.
– Хорошо, допустим, я ему позвоню. И что я ему скажу?
– Иногда можно сказать правду.
– Какую правду?
– Ту, которую ты мне только что рассказала: что скучаешь по нему, беспокоишься, хочешь знать, как его дела, все ли в порядке.
Позвонить она так и не смогла, зато к вечеру, почти дожевав очередную ручку, решилась послать ему смс-сообщение. Он ответил не сразу.
Как же она ненавидела ждать! Из-за невозможности переносить ожидание она столько глупостей в своей жизни натворила. Все потому, что ей никак не удавалось продолжать жить, пока все не прояснится. И ничего нельзя было с этим поделать. В этот раз в своем жизненном календаре она могла перечеркнуть полтора часа своей бесценной жизни.
Он наконец позвонил:
– Аня, я так рад тебе! Как замечательно, что ты беспокоишься обо мне. Я даже не знаю, что сказать – настолько я рад!
Было приятно это услышать, Анна ощутила подъем сил, сладостное волнение… а потом услышала продолжение фразы:
– Я и правда пропал. Это потому, что у жены были проблемы. Понимаешь…
Холодный душ… Ведь о наличии такого персонажа, как его жена, Анна слыхом не слыхивала и по наивности даже не подозревала. И что можно ответить ему после всего этого? Ну хоть одну фразу для продолжения диалога! Ничего не приходит в голову… Анна молчала, будто в голове все слова превратились в ледышки и высыпались, весело звеня и побрякивая, оставив после себя лишь гудящий холод.
Он заскочит к ним завтра в обед, и они обо всем поговорят. Хорошо? Хорошо. Поговорят. Вот только о чем. О его жене и ее проблемах? Она была в шоке. Она была так поражена, что неожиданно для себя самой начала смеяться, хохотать, – одна в квартире, в голос, сползая вместе с диванными подушками: рыдать, видимо, уже совсем надоело.
Она опять не спросила про то, как и с кем он живет, как себе представляет будущее. Ничего не спросила. Просто придумала все сама. Выдумала себе человека и жила с этой сказкой, пока реальность не настигла ее, точно большая океанская волна, смыв начисто тщательно выстроенный песочный замок ее иллюзий. Ну и Анна! Ну, ты даешь! Снова угодила в свой же собственный капкан!
«По крайней мере, ты уже смеялась над собой, и смеялась по-доброму, а не ругалась и не уничтожала всех подряд: и себя, и его, как ты делала это раньше! Большой прогресс!» – написала ей на это Вера.