До начала «программы», как пышно Зарият именовала угощения и танцы, распалявшие гостей, оставалось ещё немало времени. Рановато пришёл, да. Значит есть время и для чая.
Он неторопливо поднялся, отряхнул невидимую пыль и двинулся поперёк зала. По спине, как назойливые мухи, ползали негодующие взгляды гостей. Ладно, те двое – люди непростые, сразу видно, но этот-то увалень чего тут бродит?
Подойдя к прикрытому переливающейся занавесью проёму, Салах несколько раз громко хлопнул в ладоши.
– Эй, кто здесь есть? – громко проговорил он.
Не прошло и трех секунд, как занавесь качнулась, и из-под неё показалась девушка. По крайней мере, ему сперва показалось, что это была девушка.
– Что хочет мой господин? – спросила она.
На девушке было привычное для дома Зарият облачение – полупрозрачные шальвары пурпурного оттенка, не скрывавшие очертания ног, широкий пояс, свободная блуза поверх. Танцевать она, очевидно, не будет – её задача сегодня другая.
– Хочу начать с чая и разговора. Пришли мне девушку из сообразительных, и пусть принесёт вскипевший чайник, два стакана, китайский чай и всё, что нужно, – лениво бросил он, – и подбери такую, которая бы понимала язык Махди.
Та нахмурилась, и он понял, что на самом деле этой «девице» за тридцать лет, хотя она, очевидно, хорошо ухаживала за своей кожей и старалась выглядеть моложе.
– Мне повторить еще раз? – с усмешкой спросил Салах.
– Нет, мой господин, все понятно – девушку и всё, что нужно для чая. Захватить ли ей так же пилюли? У нас есть…
– Если бы я нуждался в пилюлях, я бы тебе об этом сказал, – прервал её Салах, – но силы, данной мне Всеблагим, хватает и без них. Ты так и будешь стоять?
Женщина нахмурилась ещё сильнее, из-за чего её возраст стал более заметен, кивнула и, повернувшись, двинулась к занавеске, ограждавшей ту часть покоя, где готовились к своей работе остальные. Её раздражение было заметно даже по неестественно ровной спине, и Салах усмехнулся.
Подручную Зарият бесило в нём всё: и рабочая одежда, в которой он пришёл в их заведение, и его речь. Здесь, чаще всего говорили на
Интересно, кого же она ему пришлёт?
Долго ждать не пришлось – из-за занавеси, за которой исчезла первая девушка, вскоре появилась другая. На этот раз слово «девушка» подходило без всяких оговорок – с первого взгляда было видно, что она ещё очень юна, никак не старше двадцати лет. Чернокожая, скорее всего, малийка или нигерийка, и красивая удивительной, почти совершенной красотой. Плавная линия скул, глубокие овалы глаз и точёная шея. Салах никогда не считал себя тонким ценителем женской красоты, но невольно засмотрелся.
Та неторопливо подошла к нему и глубоким, мелодичным голосом проговорила:
– Салам алейкум, Балькис сказал, что ты скучаешь, но никто не должен грустить в весёлом доме Зарият. Я здесь, чтобы развлечь тебя.
Салах сделал ей жест, приглашая сесть рядом, и только ухмыльнулся. Девушка старалась говорить на хассания, но её речь звучала неуверенно, она постоянно путала её с дарижа. Почему, интересно? Она же не может быть марроканкой, не с такой идеально-черной кожей.
– Салам, красавица, – он кивнул, видя, как из-за занавеси показалась ещё одна девушка – не слишком красивая молодая магрибка, тащившая круглую портативную печку и чайник, – я хочу выпить чая и поговорить… пока не пришла ещё ночь. Скажи, какое имя дали тебе при рождении?
Вопрос, как он почти сразу сообразил, был достаточно глупым – большинство девушек тут пользовались ненастоящими именами, но на скульптурном лице чернокожей гурии не дрогнул ни один мускул.
– Меня зовут Джайда, – сказала она.
– А меня – Салах, – ответил Салах и щёлкнул переключателем печки.
Глава третья
Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Замиль мысленно повторяла это слово на языке, на котором давно не говорила вслух и уже даже не думала. Но сейчас оно выражало её чувства лучше всех прекрасно ей известных арабских непристойностей. Что же она натворила? И как до этого дошло?
Она приподняла чашку с кофе и сделала глоток, едва чувствуя вкус любимого напитка. По кофе пошла рябь, и девушка осознала, что это дрожат её пальцы. Пальцы или всё тело.