Там, где дует сирокко

Так не хотелось думать, что сдал его Абдул, но жизнь есть жизнь, и человек слаб. А в такие времена как эти, его слишком легко и подкупить, и запугать.

– Что ты хочешь? – спросила Таонга, передавая ему наладонник.

– Чтобы ты написала кое-кому, – сказал Салах, – двум людям. И будешь говорить, что они тебе ответят, если ответят.

Положив устройство рядом с собой на постель, Салах осторожно приподнялся на подушке и клацал по экрану пальцами левой руки, вызывая нужный диалог в маль-амр.

Значок загорелся – человек на противоположном конце скрыл информацию о своём пребывании в Зеркале, потому писать оставалось только наугад.

– Бери, – он протянул наладонник Таонге, – и пиши вот что.

Он задумался. Потом медленно, раздельно произнёс:

– Сайиди Абдул, меня зовут Таонга, я пишу тебе от имени Салаха, да помилует его Всеблагой. Он вчера умер в больнице, но оставил одно дело.

– Ты что! – ахнула Таонга и отбросила наладонник, как будто он обжёг ей пальцы. – Нельзя так о себе! Ты…

– Что, думаешь, накликаю? – Салах усмехнулся. – Бабские сказки. Умру я, как и любой человек, тогда, когда это предписано Аллахом, и не в моей власти ни приблизить, ни отдалить этот день. Так меня учил отец и шейх в школе, и так истинно. Бери и пиши.

Под его пристальным взглядом Таонга подняла наладонник и с гримасой на лице начала набирать текст.

– Отправь, – коротко сказал он, когда та закончила, – а теперь давай попробуем другой адрес. Дай наладонник, я его сейчас найду.

Потыкав пальцами, он раскрыл другое окошко в маль-амр, толкнул устройство к Таонге и продиктовал ей текст, почти не отличавшийся от первого.

– Зачем ты хочешь прикинуться мёртвым? – спросила Таонга, отправив и второе сообщение. – Если ты будешь дальше пользоваться своим наладонником, они всё равно узнают…

– Узнают, – прервал её Салах, – но не сразу. Я вспомнил одну сказку, которую слышал в детстве. Про человека, который думал, правда ли его любят домашние. И однажды прикинулся мёртвым, чтобы узнать, кто будет о нём горевать. И вот тогда…

Он не успел договорить – наладонник тихо прожужжал, и сердце подскочило куда-то к горлу. Так, вот сейчас и должны всё узнать.

– Дай мне, я посмотрю, кто это, – проговорил он, невольно понизив голос, – что, вот сейчас и увидим. О, это же Абдул!

Клацнув средним пальцем по окошку разговора, он пробежался глазами по цепочке стилизованных завитых букв. Прищурил глаза.

– Что там? – спросила Таонга, и он понял, что женщина следила за ним, затаив дыхание.

– Кажется, наш друг мне не очень верит, – медленно сказал Салах, – он хочет, чтобы ты написала ему голосовое сообщение, сказав, как я умер, и у кого теперь всё, что было на наладоннике.

– Что же делать? – спросила Таонга.

– Запишешь. И помни, ты потрясена моей смертью и даже горюешь.

Таонга оказалась неплохой актрисой – она записывала сообщение Абдулу дрожащим голосом, в конце даже всхлипнула. Амин не потребовал голосового – вместо этого настаивал, чтобы Таонга немедленно передала ему наладонник Салаха и была как можно осторожнее – до того момента, пока не передаст, конечно. Он не делал вида, что беспокоится именно о ней.

А вот Абдул был более разговорчивым. Он тут же записал голосовое в ответ, требуя, чтобы Таонга рассказала, как именно «умер» Салах, и, что, кажется, интересовало его больше всего – как вышло, что убийца не забрал наладонник. Тут им даже врать не очень пришлось, Таонга очень убедительно рассказала, как в Салаха выпустили две пули, как он сумел ввалиться в какую-то портовую лавку, и люди оттуда спугнули убийцу. Как ей позвонили, и она тут же прибыла за ним в порт, чтобы он истёк кровью на её руках. В конце рассказа голос её дрожал, и в нём слышались настоящие слёзы.

Что интересно, теперь Абдул уже не настаивал на стирании разговора и, казалось, обрёл некоторую уверенность. Он сказал Таонге, что Салах перешёл дорогу важным людям, вопреки его, Абдула, предостережениям, что на его наладоннике содержится информация, за которую могут теперь убить и её, что лучше всего покаяться во всём, что сделала, и вернуть информацию вместе с носителем тому, кому она принадлежит.

Когда звучало это сообщение, Салах лишь криво усмехнулся. Что ж, он не ожидал, что Абдул будет лить о нём слёзы, но сейчас он почти прямо признавался, что связан с кем-то, кто стоял за покушением. Жаль, жаль. Всё-таки Абдулу хотелось верить. Но до конца в этой жизни верить нельзя никому.

– Скажи, что ты готова вернуть наладонник и рассказать всё, что знаешь, – тихо сказал он Таонге, когда та вопросительно посмотрела на него, – и спроси его, как можно это сделать.

И Таонга снова принялась записывать сообщение.

Когда разговор был окончен, Салах откинулся на подушку, стараясь игнорировать болезненную пульсацию в плече, и стал осторожно постукивать пальцами по покрывалу.

– Абдул предал тебя шейхам, да? – спросила Таонга.