Там, где дует сирокко

– Не жизнь, – Стефано покачал головой, – я и сам так не согласен. Но у нас с Салахом появилась тут одна мысль. И я вот её верчу в голове. Нам надо сбежать. Но если не на север, то значит на юг. Те люди, с которыми общается Салах – ну теперь с помощью Таонги, неважно – согласны не просто заплатить деньги. Они предлагают в счёт оплаты и документы. По которым мы выедем в Котону.

При последних словах Стефано чуть понизил голос, словно пытаясь выделить их интонацией, а его тёмно-карие глаза остановились на её лице, точно пытаясь уловить её реакцию сразу.

Котону. В голове Замиль вдруг всплыли слова из их разговора с Салахом: «…говорят в Котону людей для обрядов заживо разбирают, продам почку – разбогатею…» Она, не сдержавшись, хихикнула, сама ощущая, что её смешок отдаёт истерией.

– В Котону значит? Какая прекрасная идея! Сбылась моя мечта! Теперь я могу…

– Что ты о нём знаешь? – мягко перебил её Стефано, и Замиль запнулась.

Действительно, что она знала об этом городе-пауке, детище послевоенного мира? Вдруг осознала, что не так и много. География, экономика, макрополитика – такое её интересовало очень мало. Последние годы единственным её страстным увлечением был Старый Мир, а там Котону как раз не было. Да, она знала, что этот город на берегу Гвинейского залива пошёл в рост ещё до войны, за счёт торговли какими-то там ископаемыми, а потом произошло чудо. Дагомея, или, как её отец говорил, Бенин, не была включена в состав нового Халифата – ей смутно казалось, что это было из-за каких-то политических договорённостей. Отец пару раз комментировал это в стиле «всем нужна нейтральная Швейцария», но Замиль слишком плохо знала историю, чтобы понимать, о чём он. После войны этот небольшой кусочек Африки, над которым не поднялось знамя с восходящим солнцем, стал точкой, где соединились сразу несколько торговым путей. Туда стекались люди со всего континента, в основном не-мусульмане, не желавшие жить при махдистах, но также открывали офисы компании Китая, Бразилии, России. Говорят, что и европейские корпорации туда пролезли и даже тайно заключали экономические сделки с махдистами, которые потом брезгливо мыли руки, осквернённые рукопожатием с грешниками. Впрочем, конечно, это были всего лишь слухи, ибо разве возможен такой харам? Так или иначе, Котону стремительно рос и настолько, что почти полностью подмял под себя небольшое государство, центром которого являлся. Его называли «африканским Вавилоном». Иногда он упоминался в контексте каких-то торговых сделок, иногда с завистливым вздохом («но сколько у этих кафиров денег!»), а иногда – из-за жутких слухов о вуду-обрядах, которые были там разрешены едва ли не как официальная религия. Замиль не интересовалась ни тем, ни другим, ни третьим, и потому сейчас в ответ на вопрос Стефано в её голове лишь всплывали обрывки слухов, сплетен и непонятно где увиденных фотографий.

– Что мы будем делать в Котону? – спросила она, и Стефано пожал плечами.

– Говорят, там много работы для всех. Я связался со своими в Марсале – они смогут сдать мою берлогу и перекидывать мне деньги. Банки Халифата в Дагомее работают. Какие-то средства поначалу будут. Потом что-то найдётся. Может, по морскому делу. А может, придётся продать «Грифон».

Последние слова он произнёс печально. Замиль посмотрела на него.

– Нет, что там буду делать я?

– А что ты делаешь здесь? Или собиралась делать в Союзе обновления? Котону – не Халифат, там женщины работают, где угодно. Главное, мы все там будем в безопасности. У «хорей» коротки руки достать нас там. Да и пожрать, наконец, можно будет не один грёбаный халяль.

Он приподнялся и поморщился от боли.

– Тебе помочь? Или, может, позвать Джайду? – спросила Замиль, но Стефано раздражённо качнул головой.

– Раньше же справлялся.

Он сделал неловкий шаг вдоль борта, держась за поручень и подтаскивая больную ногу. Потом повернулся к Замиль.

– Тебя никто не заставляет, конечно. Не хочешь – оставайся тут. Или езжай куда захочешь. Но не то чтобы у тебя прямо большой выбор.

«Не то чтобы у тебя прямо большой выбор». Замиль перекатывала эти слова, когда Стефано скрылся в рубке. Тут уж не поспоришь. Какой у неё, и правда, выбор? Попытаться продать свой компромат самостоятельно? Вопреки воле как Салаха, так и Стефано? Но тогда Стефано, как и обещал, выгонит её с борта, и куда она пойдёт? Джайда останется здесь, она не отходит от Стефано и прямо скривилась, когда Замиль сказала, что хочет поговорить с ним наедине. Таонга побежит за Салахом, как преданная собачка. А она… какая ирония. Она узнала первого мужчину в шестнадцать лет и потом никогда не оставалась одна, пока не начала продавать своё тело за деньги. Сколько похотливых ручонок мяли её так и эдак, а теперь у всех есть мужики, и только у неё нет!