Там, где ангелам нет места

– Эстебан, ты что специально! – Во весь бас возмутился Ротмайр. – Что-то у тебя рука не счастливая. Я подозревал, когда тебя выволокли из леса на носилках, тебя малость контузило. Иначе я не пойму такой «удачливости» в выборе каналов.

– На, лови. – Усмехнувшись, с негодованием в нефритовых очах изрёк Командор, кидая пульт Ротмайру. – Выбирай каналы на здоровье.

Матёрый мужчина словил пульт, похожий на тонкий деск. Его пальцы правой руки коснулись щетины на щеке, размеренно её почёсывая:

– Так-с-с-с, посмотрим, какие тут есть фильмецы.

Песня прекратила своё бренчание, сменившись на мультипликационную заставку. Зарисовки мультика изображали хвойный лесной массив, где на поляне, каким-то чудом оказавшейся посреди леса, происходил лесной урок.

Медвежонок, с указкой в руках, стоял у эпохальной меловой доски и спрашивал лесных зверят, о темах, которые могут показаться и взрослому сложными:

– Скажите дети, что вы сделаете с родителями, которые будут не соблюдать ваши права?

Птенец совы подняла крыло, похожее на общипанный кусок мяса:

– Да, Совка. – Ткнув блеснувшей указкой, попросил учитель.

– Когда наши родители нарушают наши суверенные права и Свободы, установленные конституцией и законами, попираются со стороны тоталитарно-авторитарного поведения родителей, стремящихся ограничить наше проявление самости и индивидуальности, то мы можем по заявлению в Ювенальную Полицию поменять родителей на более демократичных и либеральных, которые позволят на ночь съест сто плиток шоколада или объедаться мороженным, ну или же не носить шапки. – Заученно протараторила сова.

– Великий Рейх, – ярость и возмущение в каждой букве, молвленной Ротмайром, так и стремились изничтожить этот мультфильм, – такое ощущение, что это статья закона. Но ведь это бред сивой кобылы! – А медвежонок продолжал добродушно говорить.

– Дети, а что делать, если государство нарушает ваши права и Свободы? Куда надо идти?

В ответ лишь молчание, дети не проронили не единого словца.

– Как же вы знаете? Нужно идти на улицы и требовать своего. Парадигма смены властей позволяет нам менять государство так, как мы этого захотим. Мы же меняем родителей, если нарушают нашит права?

– Да! – Завопил детинец.

– Так и государство можно поменять. Запомните это.

Эстебан усмехнулся, сложив руки на груди, с ироничным сарказмом обратился к своему матёрому другу:

– Ну, и у кого из нас «несчастливая рука»? Кто из нас контужен?

– Успокойтесь, – голос Эбигейл, женственный и чистый, внушал чувство успокоения. – Сейчас по телевизору на всём миллионе каналов показывают про парадигму смены властей. Лучше переключите на первый канал. Там сейчас должна идти прямая трансляция с Форума Свободы.

Экран замерцал, выдавая новую картинку и иное звуковой сопровождение. Огромное просторное помещение с тремя нависающими друг над другом ярусами, внутри которых бушевала самая настоящая война. Гул стоял как в месте средневекового побоища. На последнем, третьем возвышении заняли оборону те, кто не похож на размалёванных и изменённых «носителей прогрессов» нового мира. Стулья, палки кулаки: всё шло в ход. Геи, трансгендеры, звероформированные, депутаты, феминистки: все смешались в кучу.

На фоне парламентского бардака, гражданин, с таким количеством металла на лице, что кожа его обвисла, пытался дать интервью, но от того, что провисли и губы, звук получался несколько приглушённым:

– Я, Вшир, – пытался громкостью голоса гражданин осилить стену шума, стоявшую в зале, – а уполномоченный и почётный гей, помогаю вести репортаж блоггерам с места оплота государственного тоталитаризма. – Простерев руку, изуродованную пирсингом и «тоннелями» в сторону бойни, Вшир, продолжает. – Сейчас вы можете наблюдать за активными парламентскими дебатами. Сторона либерального прогресса требует отставки парламента, но он цепляется за остатки собственной власти.

Какого-то из депутатов окатили помоями из принесённого ведра и облили уриной, после чего Вшир оживлённо заговорил:

– Как мы видим, член «Коалиции геев» выразил недовольство одному и депутатов, упрекая его в дискриминации.

Бойня могла длиться бесконечно и перерасти в поножовщину, но внезапно всё действие прекратилось, и все, как можно быстрее попытались растесаться по собственным местам. Шум унялся. Груды мусора никто не убирал и среди них засели боевые парламентарии.

Высокий человек, закутанный в чёрные рясы, с накрытым капюшоном, взошёл на трибуну, обратив глубокий голос в аудиторию:

– Последнее слово «Вестников Свободы»?

– Мы отказываем этому государству в его существовании и объявляем Час Конца Найма! – Хором прокричала половина аудитории.

– Хм, тогда государство с этой секунды считается отменённым. – Культист Конституции обратился в зал с пламенным призывом. – Зовите к нашему Великому Собору Конституционализма всех Вестников Свободы! Созывайте либеральный люд и не-люд, ибо наступил момент! Да наступит «Оргиева Ночь»!

Звучание пламенных призывов прервалось скрипом деревянной двери и раздавшимся голосом:

– Эстебан. Это Антоний. Пойдёмте. Нам пора собираться.