– Так точно. – Шуточно ответил Эрнест. – Как нельзя лучше.
– Правильно. – И потянув корпус в сторону, показывая ладонью в продолжение улицы Арсинис мягко произнёс. – Смотри, кто идёт.
Впереди, на фоне небоскрёбов и прогрессивной цивилизации, по разбитой улочке, напоминающей зону артиллерийского обстрела, в одиночества шла девушка. Звон её каблуков, наверное, раздавался эхом по всему кварталу. Ноги в чёрных брюках привлекали своей стройностью и отсутствием спичечной худобы. Курточка, цвета тёмной ночи, доходила прямо до пояса. На матовый материал ложились выпрямленные оттенка капучино волосы, осветлённые до русого цвета к кончикам. Прекрасные глаза, похожие на драгоценные камни созерцали с надеждой и счастьем. Их взгляд стрелой уставился на Эрнеста. Крашеные и объёмные ресницы порхали, словно крылья бабочки.
Эрнест уже не посмел изречь фраз в стиле «она не моя». Мозг и душа не отвергали, интенсивно впитывая сказанную житейскую мудрость. Средь либерального безумия, сумасшествия красивых идеологий и полной оболваненной народной массы только простая житейская мысль, прошедшая десятки поколений, и оставшись нерушимой, может стать светом во тьме сгущающихся над обществом и душою туч.
– Так иди же к ней! – Буквально толкнув рукой в спину, сорвался Арсинис, желая помочь другу.
Как на зло или радость судьбе, Эрнест подчинился и пошёл вперёд, смотря, как девушка улыбается ему. Но Эбигейл определила каблук прямо в застывшую лужу и покатилась вперёд. Мужчине пришлось её подловить, но скорость такова, что девушка носом уткнулась в грудь парню, подавшись по инерции вперёд.
– Эрнест. – Порхая ресницами, отпрянула девушка от груди мужчины. – У меня тля тебя хороша новость.
– Какая же? – Встрепенулся сердцем Эрнест, заключив девушку в объятия.
– Я смогла. Эрнест, – волнительно, на пике радостной тревоги твердила девушка, – твой сын. Лютер. Он здесь. Учится в этом городе. Я нашла его.
Сердце Эрнеста не то, что затрепетало. Оно взорвалось бурей из тысячи эмоций, бешено стучась об рёбра, вот-вот их выбьет. Мужчина смотрел на девушку, в её прекрасные топазные глаза и шторм чувств брал штурмом его душу. Мышление отошло на второй план, отдав тело во власть глубинных и древних чувств.
– Вот молодец. Раньше бы так. – С широченной улыбкой изрёк Арсинис, смотря, как Эрнест пламенно и страстно целовал Эбигейл.
Глава двадцать пятая. «
Homo
Liberus
»
Уэльский Олигархат. Скатриума. Следующие сутки.
«Все великие народы и империи идей требовали от своего просвещённого населения одного – выдать новое, совершенно по-иному мыслящее существо, что своей приверженностью готово поколебать сами небе. Так в чём же теперь наша цель, как величайшей на земле либеральной империи? В чём истребования?
Наша цивилизация нуждается в совершенно новом человеке, который сможет стать носителем ценностей концепции Развитого Либерализма. Всякая идея нуждается в новом виде человека, способного воспринимать и нести свет идеологии во тьму мракобесия. Наша наука выделяет такие древние виды: «Человек Первобытный», «Человек Рабовладельческий», «Человек Феодальный», «Человек Первобытного Протолиберализма»… и так далее. Есть даже такие странные виды: «Человек Антилиберального Коммунистического Толка» и «Человек Фашистский».
Так зачем же я перечислил в своём письме все эти виды? В чём моя драма? Дело в том, что нам тоже нужен свой вид, взращённый на ценностях и принципах концепции Развитого Либерализма и который поведёт нас к становлению «Абсолютного Либертинизма».
А по сему, всем учебным институтам, школам и академиям, лично отдаю приказ выделить вид «Человека Свободного» и ввести его в научный оборот. Если Свободе нужен такой вид, значит, он должен быть и наука должна подчиниться этому.
Homo Liberus».
– Письмо Гроссмейстиария Культа Конституции всем научным заведением.
Лютер спешил со всех ног в новый институт. Вокруг него кипела жизнь города: ревели энерго-маторы автомобилей, резво носящихся по дорогам, люди текли по улочкам, желая как можно быстрее дойти до работы, всюду пестрели на огромных экранах изображения реклам, а в воздухе повисли десятки рекламных голограмм.
Шум и перезвон наполнили городское пространство, забиваясь в уши и отзываясь в мозге десятками различных звуков. Воздух пропитался от ароматов кондитерских изделий, химических веществ и стойкого смрада парфюмерии. Все запахи, смешавшись в единую симфонию, щипали нос тому, кто не привык к такому насыщенному с переизбытков оттенков амбре.
Улицы, собрание из блестящих светлых ударостойких панелей, сжимались высокими домами, устремившимися в поднебесье на десять этажей. И в каждой постройке, центрального квартала, имелись свои правила и законы.
Парень, бежавший сквозь улицы, проклинал пятиуровневую систему территориального дробления, ибо боялся, ступив подошвой не на тот участок, нарушить чужие правила. Федерация, регион, муниципальное образование, квартал, дом: такова суть пяти уровней рекомендуемого территориального устройства для «всего свободного мира».