Талтос

Дело в том, что, после того как все кости в теле Талтоса затвердевают, его череп еще долго остается эластичным. Но этот череп можно легко разбить, если знать, как это сделать, и мы, к несчастью, этому научились.

Но смерть все еще ужасала нас. Убийство было весьма редким преступлением. И смертельный приговор выносился лишь тем, кто угрожал всей коммуне. Рождение продолжало оставаться нашей главной священной церемонией. Когда мы находили подходящее место, чтобы там осесть, что неизменно решалось в процессе споров, то, как правило, выделяли места для религиозных хороводов и выкладывали там камни, обозначая круг. Иногда очень большие камни, чем гордились.

Ох, эти каменные круги! Мы стали, хотя сами о себе никогда так не думали, народом каменных кругов — так нас называли.

Когда обстоятельства вынуждали нас уйти на новую территорию — иногда причиной служил голод, иногда приход других Талтосов, которые нам не нравились и рядом с которыми никто не хотел жить, — мы взяли себе за обычай сразу же создавать новый каменный круг. Диаметры этих кругов и вес камней стали некой заявкой на определенную местность, и вид очень большого круга, выложенного другими, был знаком для нас, что это их земля и что нам следует уйти.

Находился ли кто-то достаточно глупый, чтобы не обратить внимания на священный круг? Что ж, он не знал бы покоя, пока не убрался бы подальше. Конечно, лишь скудость ресурсов вынудила к таким правилам. Огромная равнина на самом деле могла прокормить лишь немногих охотников. Места у озер и рек, на морском побережье были, конечно, лучше, но ни одно не было раем, нигде не было неиссякаемых источников тепла и того изобилия, что мы имели на утраченной земле.

Против захватчиков и незаконных поселенцев устанавливалось нечто вроде священной защиты. Я помню, как я сам на огромном камне в одном из наших кругов вырезал фигурку Доброго бога, каким я его себе представлял: с женской грудью и с пенисом. И это было просьбой к другим Талтосам с уважением отнестись к нашему священному кругу и, таким образом, к самой нашей земле.

Когда в силу каких-то личных причин, непонимания или ради жажды захватить именно этот кусок земли случалось настоящее сражение, захватчики могли перевернуть камни тех, кто жил в этом месте, и построить собственный круг.

Уходить с насиженного места было тяжело, но в новом доме желание построить еще более впечатляющий круг буквально сжигало всех. Мы могли бы найти камни, говорили мы себе, такие огромные, что никто не смог бы их даже сдвинуть с места, даже и пытаться бы не стал.

Наши круги говорили и о наших претензиях, и о нашем простодушии, о радости танца и о готовности сражаться и умереть за земли племени.

Но наши основные ценности, хотя и не изменились после утраты родины, каким-то образом сосредоточились вокруг определенных ритуалов. Для всех стало обязательным присутствовать при рождении нового Талтоса. Стал законом запрет женщинам родить более чем дважды. Был и закон, что рождение должно сопровождаться почтением и чувственностью. Надо признаться, огромное сексуальное возбуждение при этом возникало частенько.

Новый Талтос рассматривался как некое предсказание: если он не был безупречен телом и конечностями, прекрасен на вид и не обладал достаточными размерами, всех охватывал страх. Идеальный новорожденный, как и прежде, считался благословением Доброго бога, но наши верования стали мрачнее. А поскольку они перестали быть чистыми, поскольку мы делали ложные выводы из естественных явлений, то и наша одержимость огромными каменными кругами стала иной, как и наша вера в них как в подношение Доброму богу, как в моральную основу племени.

Но наконец наступил год, когда мы осели на той равнине.

Теперь это южная часть Британии, Солсбери, где климат был для нас хорош. Он был наилучшим из всех, какие мы вообще могли найти. Когда это было? До прихода человеческих существ.

К тому времени мы уже знали, что зима всегда будет с нами; мы не думали уже, что можно сбежать от нее в какую-нибудь часть света. Если подумать, это был безупречно логичный вывод. Увы! Хотя, насколько я знаю, в той части Британии действительно лето тогда было самым длинным и теплым, леса — густыми и полными оленей, а море находилось совсем недалеко.

По равнине бродили стада диких антилоп.

И мы решили, что останемся здесь навсегда. Идея постоянного движения ради того, чтобы избегать стычек или найти новые источники питания, уже давно потеряла свою привлекательность. Мы в какой-то мере стали оседлым народом. А постоянное движение было связано с поиском постоянного убежища, постоянного места для священных песен и танцев, для священных игр памяти и, конечно, для ритуала рождения.

Мы были глубоко обижены последним вторжением и ушли только после бесконечных споров (Талтосы всегда начинают со слов), после толчков и пинков и после высказываний вроде: «Ладно, ладно, если вы твердо решили устроиться в этом лесу, мы уйдем!»