Конечно, случались среди нас и ссоры. Поводом часто служила нужда или несовпадение мнений относительно нашего будущего. То и дело от племени отделялись небольшие группы, чтобы пойти своим путем.
Я к тому времени привык уже руководить и, честно говоря, никому другому это не доверял. Меня все знали просто по имени — Эшлер. Нам ведь не нужны были какие-то титулы среди своих. Я оказывал огромное влияние на остальных и жил в страхе, что они потеряются, или их съедят дикие звери, или они поссорятся так, что причинят вред друг другу. Драки и ссоры теперь происходили постоянно.
Но с каждой прошедшей зимой мы обретали все больше и больше умений и то ли инстинктивно, то ли случайно, не знаю, продвигались на юг. Наконец мы добрались до более теплых мест, где лето продолжалось гораздо дольше, и здесь уже возникло наше истинное почитание времен года и надежда на них.
Ради забавы мы начали скакать на диких лошадях. Для нас это было отличным спортом. Но мы даже не думали, что этих лошадей можно по-настоящему укротить. Для того чтобы тащить наши телеги, которые сначала мы, конечно же, волочили сами, нам вполне хватало волов.
И именно тогда начался наш самый религиозный период. Изо всех сил стараясь вернуть в нашу жизнь порядок, я произносил имя Доброго бога каждый раз, когда на нас наваливался хаос. А такое случалось пару раз в год.
Я много мог бы написать или рассказать о веках между утратой нашей родины и приходом человеческих существ. Но главное в том, что они представляли собой особенное время и многое из того, до чего мы додумались, что предполагали, чему научились и что запомнили, было, так сказать, разбито вдребезги, когда пришли люди.
Достаточно сказать, что мы уже стали весьма развитым народом, по обычаю почитавшим Доброго бога посредством пиров и танцев. Мы все так же играли в игру памяти и по-прежнему соблюдали строгие правила поведения, хотя теперь уже мужчины «помнили» от рождения, как быть жестокими, сражаться, состязаться и побеждать, а женщины рождались с памятью о страхе.
А потом на нас оказали огромное воздействие кое-какие странные события, куда более сильное, чем кто-то мог осознать в тот момент.
На берег Британии высадились другие мужчины и женщины — отвратительные и такие же примитивные, как звери. Мы услышали о них от других Талтосов. Защищаясь, те Талтосы убили чужеземцев. Но странные люди, которые не были Талтосами, оставили после себя горшки, сделанные из ломкой земли, разрисованные чудесными картинками, и оружие, изготовленное из магического камня. И еще после них остались чудные маленькие существа, похожие на обезьянок, но безволосые и совершенно беспомощные, — видимо, это была их молодежь.
Мы утвердились во мнении, что то были какие-то животные, потому что только животные бывают беспомощны после рождения. Хотя даже только что появившиеся на свет зверьки не так беспомощны, как те маленькие существа.
Но Талтосы проявили милосердие: выкормили их молоком и оставили у себя. Наслышавшись о странных детенышах, мы купили штук пять этих мелких существ, которые к тому времени уже не плакали постоянно и даже научились ходить.
Но те существа жили недолго: лет тридцать пять, может быть. Однако за это время они невероятно менялись: из маленьких розовых вертлявых червячков вырастали высокие, сильные особи, но лишь для того, чтобы сразу начать усыхать и сморщиваться. Безусловно, это животные — таков был наш окончательный вывод, и я не думаю, что мы обращались с этими примитивными приматами лучше, чем они сами могли бы обращаться с собаками.
Они были не слишком сообразительны, не понимали нашу очень быструю речь. Для нас было настоящим открытием, что они в состоянии нас понять, когда мы говорим медленно, но своего языка у них как будто и не было.
Мы думали, что они рождаются очень глупыми, имея не больше врожденного знания, чем какая-нибудь птица или лиса. Со временем они обретали высокую способность к рассуждению, но всегда оставались откровенно слабыми, маленькими и покрытыми ужасными волосами.
Когда наш мужчина пытался соединиться с их женщиной, та истекала кровью и умирала. А их мужчины вызывали кровотечение у наших женщин. Кроме того, они были грубыми и неуклюжими.
В течение веков мы не раз натыкались на таких существ или покупали их у других Талтосов, но никогда не видели, чтобы они были как-то организованы. Мы считали их совершенно безобидными. И у нас даже названия для них не было. Они ничему нас не учили и заставляли нас визжать от разочарования, когда не могли усвоить хоть что-то, чему учили их мы.
Как это грустно, думали мы, что эти крупные животные, так похожие на Талтосов, даже ходящие на двух ногах и не имеющие хвоста, совершенно лишены ума.
Тем временем наши законы становились все строже. Казнь стала высшим наказанием за непослушание. Она превратилась в некий ритуал, хотя и нерадостный: приговоренного Талтоса просто быстро убивали сильными и точными ударами по голове.