Талтос

Гордон поставил перед ним коробку. Эш уставился на нее, и казалось, внутри у него нарастает или закипает нечто такое, что в любой момент может взорваться.

«Боже, это же подлинные документы», — подумал Юрий.

— Смотрите! — сказал Гордон, и его пальцы замерли на потемневшем дереве, как на чем-то священном. — Святой Эшлер!

И он снова перевел надпись на коробке.

— Как вы думаете, что лежит в этой коробке? Что бы вы предположили?

— Продолжай, пожалуйста, Гордон, — велел Майкл, бросая многозначительный взгляд на Эша.

— Продолжу! — шепотом возвестил Гордон, а потом, открыв коробку, достал огромную книгу в жестком кожаном переплете и положил ее перед собой, а коробку отодвинул в сторону.

Сразу же открыв книгу, он показал всем титульный лист на пергаменте с великолепными рисунками, сделанными алой, золотой и ярко-синей красками. Крошечные миниатюры сопровождались латинским текстом. Гордон осторожно перевернул страницу. Юрий увидел какие-то витиеватые буквы и другие чудесные крошечные иллюстрации, чью красоту можно было по-настоящему оценить лишь сквозь увеличительное стекло.

— Созерцайте, потому что вы никогда в жизни не видели подобный документ! Потому что это было написано самим святым! Это история Талтосов с самого ее начала, история исчезнувшей расы. И здесь же его собственное признание в том, что он священник, чудесный труженик, святой, если угодно, — вовсе не человек, а один из забытых гигантов. В своей мольбе, обращенной к самому Колумбе, великому миссионеру пиктов[13], настоятелю и основателю кельтского монастыря на острове Айона, он просит поверить, что Талтосы вовсе не чудовища, а существа с бессмертными душами, сотворенные Господом и хранящие веру в милость Христа… Это слишком великолепно!

Эш внезапно встал и выхватил книгу из рук Гордона.

Гордон застыл рядом со своим стулом, а Эш навис над ним.

Остальные тоже медленно поднялись с мест. Когда кто-то впадает в такой гнев, остальным следует отнестись к этому с уважением или, по крайней мере, с пониманием, подумал Юрий. Они стояли молча, глядя на Эша, а тот продолжал бешено смотреть на Гордона, как будто желал убить того прямо сейчас.

Видеть, как мягкое лицо Эша исказилось от гнева, было ужасно. Так могли бы выглядеть ангелы, думал Юрий, когда спустились на землю с пылающими мечами.

Возбуждение Гордона медленно сменилось откровенным ужасом.

Когда Эш наконец заговорил, это был тихий шепот, и голос звучал с прежней вежливостью, хотя и достаточно громко, чтобы его услышали все.

— Как ты посмел забрать это себе? — Он повысил тон. — Ты вор, а не только убийца! Как ты посмел?!

— И ты заберешь это у меня? — резко спросил Гордон, и его глаза вспыхнули. Его гнев выплеснулся навстречу гневу Эша. — Ты это у меня заберешь, как и мою жизнь? Да кто ты такой, чтобы забирать это? Знаешь ли ты то, что знаю я о твоем народе?

— Я написал это! — воскликнул Эш, и теперь его лицо уже пылало от гнева. — Это мое! Эта книга моя! — прошептал он, как будто не решался произнести эти слова громко. — Я написал каждое из этих слов. Я нарисовал каждую из этих картинок. Да, я сделал это для Колумбы! И это мое! — Он отступил на шаг назад, прижимая книгу к груди. Мгновение-другое он дрожал, моргая, а потом снова заговорил обычным мягким голосом: — И все то, что ты болтал об исследованиях, о воспоминаниях, о других жизнях… о связи памяти…

Он замолчал, содрогнувшись от ярости.

Гордон покачал головой:

— Ты просто самозванец.

Все молчали.

Гордон снова обрел решительность. Высокомерное выражение на его лице сделало его почти комичным.

— Ты Талтос, да, — сказал он, — но уж никак не святой Эшлер, чушь! Твой возраст тогда бы не поддавался исчислению!

Все снова промолчали. Никто не шелохнулся. Взгляд Роуан исследовал лицо Эша. Майкл наблюдал за всеми, как, похоже, и Юрий.

Эш глубоко вздохнул. Он слегка наклонил голову, продолжая прижимать к себе книгу. Но его пальцы уже не так сильно стискивали ее.

— А что ты думаешь, — печально спросил он, — о возрасте вот этого несчастного существа, что сидит у ткацкого станка?

— Ну, она ведь говорила о той жизни, что помнила, и о других жизнях…

— Ох, прекрати, несчастный старый дурак! — мягко попросил Эш. Его дыхание все еще было неровным, но краска начала покидать его лицо. — И это ты скрывал от Эрона Лайтнера, — сказал он. — Это ты скрывал от величайших ученых вашего ордена, держал для себя самого и своих молодых дружков, чтобы построить грязный заговор и похитить Талтоса! Да ты не умнее шотландских крестьян, невежественных, грубых дикарей, которые заманивали Талтоса в круг, чтобы убить его. Это для них было Священной Охотой!