Но он не мог уйти. Никто не двинулся с места, а танец все продолжался и продолжался, пока наконец ритм не замедлился, пока инструменты не зазвучали тише, предупреждая, что вскоре им придется умолкнуть, и ведущая линия канона в последний раз слилась с голосом, звучавшим в полную силу, а потом смягчилась, отодвинулась вдаль, и вперед выступила труба, чтобы издать финальную грустную ноту…
И наступила тишина.
Пара остановилась точно в центре комнаты, и свет лился на их лица и на их мерцающие волосы.
Майкл прислонился к стене, не в силах сдвинуться с места, и просто смотрел на них.
Подобная музыка задевает до глубины души. Она выводит на свет ваши разочарования и вашу пустоту. Она говорит: «Жизнь может быть вот такой. Помни об этом».
Тишина.
Эш поднял руки волшебной королевы и внимательным взглядом обвел остальных. Потом он поцеловал ладони Тессы и отпустил их. А она стояла, пристально глядя на него, как будто влюбленная, но, может быть, не в него, а в музыку, в танец, в свет, во все вокруг…
Эш отвел ее к ткацкому станку, мягко заставил сесть на табурет, а потом повернул ее голову так, чтобы глаза Тессы вернулись к прежнему занятию. Она тут же внимательно всмотрелась в ткань, как будто забыв о присутствии Эша; пальцы потянулись к нитям и сразу же принялись за работу.
Эш отошел, стараясь не издавать ни звука, а потом повернулся и посмотрел на Стюарта Гордона.
Ни мольбы, ни протеста не прозвучало из уст старика, завалившегося набок в кресле; его глаза медленно скользнули от Эша к Тессе, потом снова к Эшу.
Наверное, настал тот самый чудовищный момент. Майкл этого не знал. Но должна же была прозвучать какая-то история, какое-то длинное объяснение, какое-то отчаянное повествование должно было предшествовать… Гордон должен был попытаться. Кто-нибудь должен был попытаться. Что-то должно было случиться, чтобы спасти это отчаявшееся человеческое существо хотя бы потому, что это был именно человек, и что-то должно было предотвратить предстоящую казнь…
— Мне нужны имена остальных, — произнес Эш в своей обычной мягкой манере. — Я хочу знать, кто твои пособники внутри ордена и вне его.
Стюарт ответил не сразу. Он не шевельнулся, не отвел взгляда от Эша.
— Нет, — сказал он наконец. — Их имена я тебе не назову.
И это прозвучало с твердостью, какой Майкл никогда не слышал. Этот человек, охваченный болью, явно не поддался бы никаким убеждениям.
Эш спокойно направился к Гордону.
— Подожди, — сказал Майкл. — Пожалуйста, Эш, подожди.
Эш остановился и вежливо посмотрел на Майкла.
— В чем дело, Майкл? — спросил он так, как будто и не желал этого знать.
— Эш, пусть он расскажет нам все, что знает, — попросил Майкл. — Пусть расскажет всю историю!
Глава 17
Все изменилось. Все стало легче. Она лежала в руках Морриган, а Морриган лежала в ее руках, и…
Был вечер, когда она открыла глаза.
Что за потрясающий сон ей приснился! С ней как будто были Гиффорд, Алисия и Старуха Эвелин, и не было смерти, не было страданий. Все они были вместе, даже танцевали, да, танцевали в хороводе.
Мона так хорошо себя чувствовала! Пусть сон забудется — ощущение все равно останется с ней. Небо было любимого цвета Майкла — фиолетового.
И еще рядом с ней стояла Мэри-Джейн и выглядела чертовски хорошенькой с ее льняными волосами.
— Ты Алиса в Стране чудес, — сообщила Мона. — Вот кто ты такая. Я буду звать тебя Алисой.
«Все будет идеально, обещаю тебе».
— Я приготовила ужин, — сказала Мэри-Джейн. — Я велела Эухении взять выходной, надеялась, ты не станешь возражать, а когда увидела кладовую, просто с ума сошла!
— Конечно, я не возражаю, — ответила Мона. — Помоги мне встать. Ты настоящая кузина!
Она поднялась с постели посвежевшей, чувствуя себя такой же легкой и свободной, как дитя, что барахталось у нее внутри, дитя с длинными рыжими волосами, купавшееся в околоплодных водах, словно крошечная резиновая куколка с малюсенькими коленками…
— Я сварила ямс, рис, запекла устриц в сыре и зажарила цыпленка со сливочным маслом и эстрагоном.
— Где это ты научилась так готовить? — спросила Мона. И тут же остановилась и обняла Мэри-Джейн. — Нет никого, кто был бы похож на нас, да? Ты ведь узнаешь свою кровь, правда?
Мэри-Джейн просияла улыбкой:
— Да, и это прекрасно! Я тебя люблю, Мона Мэйфейр!
— Ох, как приятно это слышать! — ответила Мона.
Они подошли к дверям кухни, и Мона заглянула внутрь:
— Боже, да ты приготовила гигантский ужин!
— Тебе лучше поверить в это, — горделиво произнесла Мэри-Джейн, снова демонстрируя безупречные белые зубы. — Я умела готовить уже в шесть лет. Моя мама тогда жила с одним шеф-поваром. Ты это знаешь? А потом, позже, я работала в одном модном ресторане в Джексоне, штат Миссисипи. Джексон — столица штата, помнишь? Это было такое место, где обедали сенаторы. А я им говорила, мол, если хотите, чтобы я здесь работала, разрешите мне наблюдать, как повар готовит всякие блюда, дайте мне научиться, чему смогу. Что хочешь выпить?
— Молока. Я просто умираю по нему, — призналась Мона. — Подожди, не спеши внутрь. Смотри, сейчас самое волшебное время сумерек. Любимое время Майкла.