— Тогда, — продолжал Гордон, — я увидел бы то, для чего был рожден. Я стал бы свидетелем чуда, которое воспевают поэты и о котором мечтают старики. Чудо столь же великое, как все те чудеса, о которых я узнал с тех пор, как научился читать, а мои уши стали слышать сказки, что мне рассказывали, и мой язык обрел способность произносить слова, что выражают сильнейшие желания моего сердца. Даруйте мне эти последние драгоценные моменты и время, чтобы добраться туда. Это недалеко. Отсюда не больше четверти часа… всего несколько минут для всех нас. И на вершине Гластонбери я передам ее вам, как отец отдал бы дочь, мою драгоценность, мою возлюбленную Тессу, чтобы вы сделали то, чего оба желаете.
Гордон умолк, глядя на Эша все еще с отчаянием и глубокой печалью, как будто за его словами скрывалось полное примирение с собственной смертью.
Он не обратил внимания на открытое, хотя и молчаливое презрение Юрия.
Майкл был буквально зачарован преображением старика, его абсолютной убежденностью.
— Гластонбери, — качая головой, прошептал Стюарт. — Умоляю вас. Не здесь. Не здесь, — шепотом повторил он и умолк.
В лице Эша ничего не изменилось. Но потом, очень мягко, как будто доверяя ужасную тайну нежному сердцу — сердцу, к которому он испытывал сострадание, он сказал:
— Не может быть союза, не может быть отпрыска. — Он сделал паузу. — Она стара, ваше драгоценное сокровище. Она бесплодна. Ее источник иссяк.
— Стара! — Стюарт отшатнулся, пораженный, не верящий. — Стара! — прошептал он. — Эй, да ты сумасшедший! Как ты можешь такое говорить?
Он беспомощно повернулся к Тессе, которая наблюдала за ним без боли или разочарования.
— Ты сумасшедший, — повторил Стюарт, повышая голос. — Посмотри на нее! Посмотри на ее лицо, на ее тело! Она великолепна! Я привел тебя к супруге такой красоты, что ты должен упасть на колени и благодарить меня!
Внезапно он умолк, все еще не веря, но уже медленно осознавая крушение.
— Лицо у нее будет таким же, пожалуй, и в тот день, когда она умрет, — сказал Эш со своей обычной мягкостью. — Я никогда не видел, чтобы у Талтосов менялись лица. Но у нее белые волосы, и среди них нет ни единой живой пряди. От нее не исходит запаха. Спроси ее сам. Люди пользовались ею снова и снова. Или, возможно, она бродит по свету даже дольше, чем я. Утроба в ней умерла. Источник пересох.
Гордон уже не протестовал. Он прижал ладони к губам, пытаясь ослабить боль.
Женщина смотрела на него с легким, очень легким удивлением. Она шагнула вперед и осторожно обняла длинной рукой дрожащего Стюарта, но заговорила, обращаясь только к Эшу:
— Ты осуждаешь меня за то, что люди сделали со мной, что они пользовались мной в каждой деревне и в каждом городе, куда я приходила, что за многие годы они заставляли мою кровь вытекать снова и снова, пока ее совсем не осталось?
— Нет, я тебя не осуждаю, — горячо откликнулся Эш с нескрываемым беспокойством. — Нет, я не осуждаю тебя, Тесса! Ни в коем случае!
— Ах! — Она снова улыбнулась, легко, почти ослепительно, как будто его ответ был для нее причиной стать невероятно счастливой.
Вдруг Тесса посмотрела на Майкла, а потом перевела взгляд на фигуру Роуан, стоявшую в тени рядом с входом. На ее лице отразились страстное стремление и нежность.
— Здесь я укрыта от всех тех ужасов, — заговорила она. — Стюарт любит меня платонически. Это мое убежище. — Она протянула руки к Эшу и поманила его к центру комнаты. — Не хочешь побыть со мной, поговорить со мной? Не хочешь потанцевать со мной? Я слышу музыку, когда смотрю в твои глаза. — Она притянула Эша ближе к себе и сказала с глубоким, искренним чувством: — Я так рада, что ты пришел…
И только теперь она посмотрела на Гордона, отошедшего в сторону. Он сильно хмурился, все еще прижимая пальцы к губам, и пятился назад, пока не добрался до тяжелого старого деревянного кресла. Гордон опустился на него, оперся головой о жесткие планки, из которых была сделана спинка, и устало склонил ее набок. Воодушевление покинуло его. Похоже было, что его покидает сама жизнь.
— Потанцуй со мной, — попросила Тесса. — И все вы. Разве вам не хочется танцевать?
Она развела в стороны руки и, откинув голову назад, встряхнула седыми волосами, которые и в самом деле казались безжизненными, как у очень старого человека.
Тесса кружилась и кружилась, пока длинная фиолетовая юбка не взлетела вокруг нее, образовав колокол. Тесса продолжала кружиться на цыпочках.
Майкл был не в силах отвести взгляд от ее мягких плавных движений, от того, как она описывала круг, сначала выставляя вперед правую ногу, потом подводя к ней левую, как в неком ритуальном танце.
Что до Гордона, на него и смотреть было больно: это разочарование явно было для него куда важнее самой жизни. И в самом деле, ему как будто уже нанесли смертельный удар.
Эш тоже смотрел на Тессу — восхищенно, возможно, с нежностью, определенно с тревогой, а может быть, даже с жалостью.
— Вы лжете, — сказал наконец Стюарт. Но это было лишь отчаянное, надломленное бормотание. — Вы придумали чудовищную и гнусную ложь.