Да, безусловно, это был главный момент, подумал Майкл, и догадка поразила его, будто удар боксерской перчаткой… В этой башне жила женщина-Талтос. Как Рапунцель. А Эш намеревался убить человека, который вел его к двери…
Может быть, воспоминания об этом моменте — эти картины, эту слегка прохладную ночь — только и сохранит в памяти Майкл. Да, такая возможность была вполне реальной.
Эш неторопливым, но решительным жестом забрал у Стюарта Гордона ключ и вставил его в скважину большого железного замка. Дверь открылась с современной легкостью, и они вошли в нижний холл, согретый электрообогревателями и уставленный крупной, удобной мебелью в стиле Нового Ренессанса, с толстыми, но покрытыми великолепной резьбой ножками-лапами и гобеленовой обивкой, откровенно старой, поношенной, но все еще удивительно нарядной.
На стенах висели средневековые картины, и многие из них поблескивали вечной, подлинной темперой на яйце. Тут же стояли покрытые пылью рыцарские доспехи. Многие другие сокровища были расставлены тут и там с роскошной небрежностью. Это была берлога поэта, убежище человека, живущего прошлым Англии и, возможно, трагически чуждого настоящему.
Слева в комнату спускалась лестница, следовавшая изгибу стены. На нее падал свет из комнат наверху.
Эш отпустил Стюарта Гордона. И подошел к лестнице. Он положил ладонь правой руки на грубые перила и начал подниматься по ступеням.
Роуан тут же поспешила за ним.
Стюарт Гордон, похоже, не сразу понял, что свободен.
— Не обижайте ее! — внезапно закричал он яростно, как будто только это и пришло ему на ум. — Не трогайте ее без ее согласия! — умоляюще продолжил он. Вопль истощенного старика казался последним всплеском его мужской силы. — Вы сделаете ей больно…
Эш остановился, задумчиво оглянулся на Гордона и продолжил подъем.
Все поспешили за ним. Даже Гордон наконец будто очнулся и, бесцеремонно проскочив мимо Майкла и оттолкнув Юрия, догнал Эша наверху лестницы и исчез из виду.
И вот все оказались наверху, в другой большой комнате, такой же простой, как и нижняя. Ее стены были стенами самой башни, и только два небольших помещения были отделены от общего пространства искусно построенными перегородками из старого дерева и даже снабжены потолками. Возможно, это были ванная комната и туалет. Майкл не мог угадать. Оставшееся пространство было обставлено мягкими диванами и продавленными старыми стульями. Еще здесь были лампы на ножках, с пергаментными абажурами, создававшие четкие островки света в полутьме. Но центр комнаты был идеально пуст. И одинокая железная люстра, в которой горели стоявшие кружком оплывающие свечи, освещала полированный пол под ней.
Майкл не сразу заметил, что в комнате присутствует отчасти скрытая фигура. А Юрий уже не сводил с нее взгляда.
По другую сторону круга, на дальнем конце диаметра, так сказать, сидела на табурете очень высокая женщина, занятая ткачеством. Маленькая лампа с изогнутой стойкой освещала ее руки, но не лицо. И еще был виден небольшой участок ткани. Майкл отметил, что ткань эта весьма сложна и полна приглушенных тонов.
Эш застыл на месте, глядя на женщину. Она посмотрела на него. Это была та самая женщина с длинными волосами, которую Майкл видел в окне.
Все остальные замерли.
Гордон ринулся к женщине:
— Тесса! Тесса, милая, я здесь… — Его голос звучал так, словно он пребывал в некой собственной реальности, забыв обо всех.
Женщина встала, возвысившись над хрупкой фигурой Гордона, обнявшего ее. Она испустила нежный тихий вздох, ее руки поднялись, чтобы коснуться худых плеч Гордона. Несмотря на рост, она была такой тонкой, что из них двоих казалась более слабой. А Гордон, продолжая обнимать Тессу, вывел ее на освещенное пространство в центре комнаты.
В лице Роуан появилось нечто мрачное. Юрий был откровенно захвачен зрелищем. А выражение лица Эша было непонятным. Он просто наблюдал за тем, как женщина подходит все ближе и ближе, останавливается под люстрой и свет падает на ее макушку и на лоб…
Возможно, именно из-за ее пола рост женщины казался воистину исполинским.
Лицо у нее было идеально круглым, цветущим, в чем-то похожим на лицо Эша, но не так строго очерченным. Губы нежные и маленькие, а глаза, хотя и большие, смотрели с робостью и не удивляли каким-то необычным цветом: голубые, добрые, с густыми ресницами, как и у Эша. Густая грива белых волос окутывала ее почти волшебным образом. Но они казались неподвижными и мягкими, скорее облако, чем грива, пожалуй, и были такими тонкими, что свет пронизывал их насквозь.
Рукава фиолетового платья Тессы, собранного прекрасными мелкими складками прямо под грудью, были невероятно старомодными: присборенные наверху, они свободно падали к манжетам, туго охватывающим запястья.