В целях безопасности мы не пошли в ресторан, не поехали ко мне домой, а отправились ко мне на работу. Там, найдя подходящее место на лестнице, и расположились. Главным преимуществом этого места была уединенность, почти никто и никогда не заглядывал на лестничную площадку на последнем этаже черной лестницы. К тому же здесь стоял старый диван, немного пыльный, но большой и удобный, а из окна открывался вид на больницу, что позволяло увидеть возможных преследователей. Я отрешенно смотрел в окно и в свете фонарей наблюдал за ночной больничной жизнью: машины «Скорой помощи» подъезжали к приемному отделению, или «приемнику», больные и здоровые выходили на улицу, курили, разговаривали, из «приемника» периодически с лязгом и грохотом выкатывали железные каталки, на которых лежачих больных развозили по лечебным корпусам, – все было буднично и привычно, очередной рабочий день ночью…
Я чувствовал себя скверно, но не от физической усталости, а скорее от тоски, от некой безысходности. Ситуация, в которой мы оказались… когда, ни в чем не виноватые, должны были уносить ноги… А ноги у меня были мокрые после того, как я провалился в воду в подвале строгановского дома… Что не прибавляло ни хорошего самочувствия, ни оптимизма…
– Ну что, дорогие коллеги по несчастью? – усмехнувшись, вопросил Арсений. – Кажется, мы вляпались, и весьма основательно. Что скажете?
Гартнер совершенно спокойным голосом попытался убедить Арсения в том, что ситуация не такая уж скверная, что он преувеличивает опасность и проблемы можно решить… Но Арсений тут же перебил его:
– Да, дорогой Джон!
– Это ни при чем… – начал было объяснять Гартнер, но Арсений снова не дал ему договорить:
– Еще как при чем! Мой дорогой рыцарь, да и у вас есть только один шанс остаться в живых – это прямо сейчас валить отсюда к себе на родину! И молиться, чтобы вас не грохнули по дороге… Только не закатывайте глазки, не говорите мне, что я преувеличиваю! Что, не верите?
– Что вы, – тут же ответил Джон, – я верю вам, я знаю, что вы очень умный…
– А что, по-твоему, с нами теперь будет? – хмуро поинтересовался я у Арсения.
– Что теперь будет? – не спеша повторил он за мной. – Я сейчас вам расскажу, что теперь с нами будет! Смотрите, мои несчастные кролики: группа захвата, быстрота обнаружения моего жилища, их решительность (они ведь даже не позвонили в дверь, а сразу стали ее ломать), а это значит, что, если бы мы не сбежали, они открыли бы огонь на поражение…
– Ну что вы, – возразил Гартнер, – мы же безоружные. Нам бы объяснили наши права, показали бы ордер на арест, а иначе это незаконно…
Арсений захохотал, да и я усмехнулся, несмотря на подавленное настроение.
– «Лицом в пол!» – вот ваши права, дорогой мальтиец! А вы, кстати, вообще иностранный шпион! Расстрел на месте! Вы законы наши знаете? Российские? А виноваты, между прочим, во всем вы!
– Почему я? – огорчился обычно благостный Гартнер.
– Потому что это вы, вместе со своим мировым правительством, вовлекли нас с доктором в эти игры против нашего же родного государства!
– Что вы! Я не… – начал оправдываться несчастный Джон, и мне даже стало жалко его.
– «Вы не…» – передразнил его Арсений. – Вы свалите из России, и все! Ехало-болело! А мы с Вадимом останемся здесь. Меня грохнут еще до суда, чтобы я не успел ничего рассказать про Кольцо Всевластия. А доктору впаяют «десятку»! И еще добавят, потому что у нас в стране врачей не любят!
(Видимо, Джон решил, что «впаять десятку» – это изощренная пытка наших спецслужб, и вскочил с дивана.)
– А семья его? Жена, дети… – продолжал Арсений. – Мальтийский орден их у себя не приютит. Их сошлют в Сибирь! Снег убирать. Как детей врага народа!
Гартнер пытался что-то возразить, но он не давал ему и слова вставить. А я стал приглядываться к оратору. Безусловно, опасность над нами нависла, и вполне реальная. Но некая театральность… излишний драматизм… наводили меня на мысль, что он немного переигрывает!
– Подождите, Арсений! – взмолился, наконец, Гартнер. – Что мы совершили? Какой закон нарушили? За что нас будут наказывать?
– О господи! Да вразуми ты эту святую наивность! – воздел Арсений руки к потолку. – Джон! Одного вашего предка зарезали, другого повесили, а малыша в колонию не отправили только потому, что за него выкуп дали, дом и квартиру! А они что, были преступниками? Нет! И вы спрашиваете – за что? Да за то! Вот за что! – И он продемонстрировал свой кулак с кольцом на мизинце. – Вот что им надо! Вот за чем они охотятся! Кольцо Всевластия, будь оно проклято! Прости меня, мой друг, я подставил тебя и твою семью! Выхода у нас нет! – закончил он голосом трагика, сел на диван и, уронив голову на руки и закрыв ладонями лицо, беззвучно затрясся.
Я держался из последних сил, чтобы не засмеяться. Но только потому, что обидел бы этим Джона. А на бедного Джонни нельзя было смотреть без сочувствия – он все принимал за чистую монету и, как человек совестливый, раскаивался.