— Разрешение на вывоз есть. Я ведь вам говорил.
Я проводил его до двери. Прощаясь, он еще раз пожал мне руку и вышел за порог, постукивая своей роскошной тростью.
Мартынова я обнаружил сидящим в кресле.
— Кто такой? — отрывисто спросил он.
— Знакомый Загорского. Какой-то мафиози.
— Мафиози? — профессионально насторожился Мартынов.
— Если у человека на десяти пальцах рук помещается двадцать увесистых перстней, если он не хочет контактировать с милицией и в довершение всего совершенно непонятно, чем он зарабатывает на роскошную жизнь, то попробуйте подобрать для него другое определение.
Мартынов нервно покусывал губы, раздумывая.
— А, что за книги? — вдруг спросил он.
— Какие-то старинные фолианты. Загорский должен был доставить их в Германию, но арест все испортил.
— Интересная история, — пробормотал Мартынов. — А нам он совсем другое рассказывал.
— Загорский?
…— Он самый. Нет, про поездку в Германию он нам, конечно, поведал. Но о книгах речь не шла. Он сказал, что едет к приятелю, который несколько лет назад эмигрировал, Мы проверили — есть такой человек. Но что же он о книгах-то промолчал?
— Чем меньше человек скажет, тем меньше к нему вопросов, — выдвинул я версию.
— Нет, здесь другое. Скорее всего — контрабанда.
— Разрешение на вывоз у него есть, — напомнил я.
— А это мы проверим, — сухо засмеялся Мартынов, — Ты не расставайся с этим своим другом. Пусть он тебе документы на выезд готовит. А мы его тем временем прощупаем. Осторожненько так, чтобы ему не щекотно было.
И снова засмеялся.
Глава 36
По неимоверно опухшему лицу Кожемякина можно было заключить, что накануне он поминал усопшего, не щадя собственного здоровья. Он сидел отдельно, в самом углу, и безо всякого выражения во взгляде разглядывал заляпанные кладбищенской грязью ботинки. Кроме него, в самсоновском кабинете присутствовали Демин и Светлана. У нее было очень бледное лицо.
— Чего ждем? — спросил я, потому что повисшее молчание казалось мне невыносимо тяжелым;
— Алекперов попросил подняться к нему в половине десятого, — сказала Светлана.
У нас оставалось еще пятнадцать минут. Я откинулся на спинку стула и принялся рассматривать Кожемякина. Он выглядел подавленным и безвольным. Но у него за плечами было шесть лет тюрьмы: нанесение тяжких телесных повреждений, как сказал Мартынов. Так что внешность бывает обманчива.
— Пора, — объявил Демин.
По тому, с какой неохотой все поднялись, я понял, что правы те, кто предрекает нашей программе естественную смерть. Самсонов был заводилой всему. И глупо думать, что мы — пусть даже все вместе — сможем заменить его. Так, как при нем, уже не будет.
В алекперовский кабинет нас пригласили тотчас, едва мы вошли в приемную. Нас уже ждали. Кроме Алекперова, в кабинете находился еще один человек. Он был невысок и грузен и чем-то неуловимо напоминал Демина, только без усов. Он поздоровался с нами кивком, и в его глазах я увидел настороженность и затаенное напряжение.
— Доброе утро, — сказал нам Алекперов.
Он был в кремовом костюме и имел не то чтобы беззаботный, но вполне беспечальный вид. Я понял, что прошедшие накануне похороны лично для него уже ушли в прошлое. Алекперов подтвердил мою догадку уже в следующую секунду.
— Познакомьтесь, — сказал он. — Горяев Дмитрий Иванович.
«Безусый Демин» кивнул, не снимая с лица маску настороженности.
— Принято решение назначить его руководителем программы.
— Кем принято? — сухо осведомилась Светлана.
Я понял, что у Алекперова будут проблемы. Он и сам, наверное, это понял, но закалка, обретенная им в многочисленных передрягах, позволила ему сохранить внешнее спокойствие.
— Руководством канала, — пояснил он с вежливостью, с которой и следовало обращаться со свежеиспеченной вдовой.
— А разве творческая группа уже не участвует в решении подобных вопросов?
— Только в пределах своей компетенции, — перешел на более привычный для него язык Алекперов.
— Значит, все решено без нас?
Я посмотрел на Демина. Тот сидел, покусывая ус и разглядывая что-то на полированной поверхности стола. Интересно, поставил ли он Светлану в известность, что у программы уже есть хозяин? Мне бы не хотелось, чтобы она услышала это от Алекперова вот прямо сейчас, потому что это будет для нее сильным ударом. Очень сильным.
— Наверное, надо разграничить, какие вопросы решает руководство канала, а какие находятся в компетенции членов съемочной группы, — сказал Алекперов. — Все, что касается организационных и финансовых вопросов, — прерогатива руководства канала. Творческие же вопросы вам решать самим. Мы платим — вы снимаете. Разделение труда. Один из признаков нарождения цивилизации.
— Мы сами будем решать, как нам жить, — с необычной для нее жесткостью сказала Светлана.
Она сейчас была единственным бойцом среди нас. Остальные в силу разных причин предпочли не вмешиваться.
— А о чем, собственно, идет речь? — вдруг озаботился Алекперов. — В чем расхождения? Может быть, если мы определимся в этом, то окажется, что наши позиции не так уж сильно расходятся?
— Мы должны сохранить самостоятельность.
— В чем? — сказала Светлана.