— Это свидетельствует еще и о том, — заметил ему я, — что эти передачи предназначены для Земли. Не вижу, как еще можно было бы объяснить эти равномерность и временной интервал: несомненно, на Земле есть приемник, который слушает передачу ежедневно в один и тот же час...
— Верно, — сказал дядя. — Но тогда почему они не используют передатчик, постоянно направленный к Земле? К чему это пустое расточительство мощности с передачей по всем направлениям? Зачем позволять нам принимать сообщения, предназначенные не для нас?
— Не знаю. Но нам неизвестно, в каких условиях происходит переход из одного континуума в другой. Есть ли вообще какой-то смысл у «направления» Земли, когда все происходит в нашей вселенной?
— А вот это хороший вопрос, Жан. Я об этом подумаю.
С тех пор поспешность, с которой шла подготовка к экспедиции, больше напоминала ажиотаж. Раз уж земные корабли снова оказались в нашей вселенной, было решено, что первой целью «Ириды» станет Арес.
С конца ноября, вместе с другими членами экипажа, я смог бывать уже на почти готовом космическом судне. 18 декабря, в строжайшей тайне, Этранж взял на себя управление «Иридой», поднял ее в воздух и минут десять летал на небольшой высоте над долиной Дронны, после чего благополучно посадил звездолет. Еще три недели напряженной работы ушли на исправление различных дефектов, выявленных при этом испытании.
9 января, с ограниченным экипажем на борту, звездолет покинул свою родную хромовскую взлетно-посадочную площадку, поднялся на пятьсот метров, облетел Кобальт и после безаварийного перелета на четыреста пятьдесят километров приземлился в аэропорту Униона. Посреди огромной толпы, я сам присутствовал при его прибытии в столицу: многие плакали от переполнявших их эмоций.
Три дня спустя я все еще был там и наблюдал новый взлет: поднимавшийся очень медленно, почти бесшумно и без малейшего видимого усилия, этот огромный корабль являл собой завораживающее зрелище. Когда под корпусом судна стала видна линия деревьев, что растут вдоль берега Дордони, присутствующие одобрительно зашумели: теллусийское Человечество действительно почувствовало, что наконец овладело Космосом.
На этот раз «Ирида» поднялась вертикально, с ускорением в 0,1
На следующий день Этранж наконец вывел корабль к границам атмосферы, но на высоте в двести километров выявились кое-какие недостатки в герметизации корпуса. Пришлось посвятить еще две недели окончательным доделкам.
30 января «Ирида» взлетела с ускорением 0,1g и спустя четырнадцать часов, облетев Фебу, вернулась!
2 февраля я поднялся на борт звездолета.
Арес
Тридцать шесть человек, теснящихся на ста восьмидесяти кубических метрах жилой площади: переведенная таким образом в цифры, жизнь на «Ириде» не обещала особого комфорта. Не успел я забросить свой скудный багаж в тесноватую каюту, которую делил с Луисом и Морьером, как последний предложил:
— Пойдемте на мостик. Мы не пилоты, конечно, но вполне можем поприсутствовать при отлете в качестве обычных зрителей.
Мостик, то есть командный пункт, разместившийся в возвышавшемся над кораблем прозрачном куполе, представлял собой единственный более-менее просторный отсек корабля.
Тем, кто находился в самой «Ириде», ее взлет едва ли мог показаться зрелищным. Урчание двигателей если и было более шумным, чем урчание автомобильного двигателя, то совсем не намного. Незначительное ускорение поддерживало на борту судна почти обычную силу тяжести. Вначале казалось, что поверхность Теллуса удаляется медленно, затем — все быстрее и быстрее. Через несколько минут небо практически потеряло всю свою окраску, но полюбоваться столь часто описываемым великолепием звезд на черном бархатном фоне я не смог: купол был недостаточно прозрачным, да и в любом случае, окружающее освещение командного пункта позволяло мало что увидеть снаружи.
Зато наше внимание привлекло другое зрелище: по левому и правому борту (как выражался Баркли) сияли Гелиос и Соль; над нами, красноватая со стороны Соля и сверкающая голубоватой белизной со стороны Гелиоса, висела Феба; наконец, прямо у нас под ногами, выглядывая из-за диска, теперь полностью видимого с Теллуса, находилась Артемида. Что касается Селены, то она представляла собой пурпурный диск, наполовину окруженный золотой каймой и расположенный на несколько градусов ниже Гелиоса. Руденко, несчастный землянин, которого его единственная луна и единственное же солнце не приучили к подобной феерии, от восхищения на какое-то время потерял дар речи.
Казалось, планета медленно опрокидывается под нами: «Ирида» уже начала выписывать длинную изогнутую траекторию, которая должна была вывести ее с другой стороны Теллуса поближе к Артемиде. Вскоре, перестав быть видимым сквозь облачную гряду, исчез за горизонтом северный материк. Поверхность экваториального материка от нас скрывал пояс туч.