Так полон или пуст? Почему все мы – неисправимые оптимисты

Тем утром вторника в начале сентября я не торопясь встала, потом сварила кофе. До первой лекции оставалось около часа. В единственное окно моего крошечного лофта на Шестнадцатой улице светило солнце. Через пару минут раздался звонок приятеля, который уже сидел у себя в кабинете, в центре города: похоже, в Центр международной торговли [255] врезался самолет! Я включила телевизор, чтобы посмотреть, что происходит. В программе Today показывали дымящуюся башню. Было неясно, что случилось. Предполагали, что небольшой самолет случайно врезался в Северную башню. На другом конце провода мой приятель, лицензированный пилот, утверждал, что это невозможно.

«Невозможно случайно впилиться в здание площадью 18,5 квадратного метра и 415 метров высотой, – говорил он, – и уж тем более при такой идеальной видимости, как сегодня».

Мои воспоминания о том, что происходило потом, размыты. Могу только предположить, что я продолжала следить за событиями по телевизору, когда второй самолет врезался прямо в Южную башню. Следующее, что всплывает в памяти: я в ужасе вижу на экране, как рушится Южная башня. Примерно через двадцать минут, не зная, что делать, я отважилась выйти на улицу.

Разумеется, я совсем не была готова к тому, что ожидало меня внизу. Массы людей шли от башен на север, по Шестой авеню. Деловые костюмы многих, пару часов назад безукоризненные, теперь покрывала пыль. Мужчины несли портфели. Женщины были обуты в модные туфли на высоких каблуках. У телефонных будок выстраивались длинные очереди, потому что мобильные телефоны уже не действовали (линии проводной связи тоже скоро перестанут работать). А затем мы все увидели, как упала Северная башня.

Обрушение второй башни меня потрясло. С полчаса назад я смотрела, как исчезает первая. Мне было известно и то, что оба здания одинаковым образом пострадали от ударов в них самолетов. Не нужно быть опытным научным работником, чтобы сложить два и два: конечно, вторая башня тоже обвалится. Однако я была не в состоянии спрогнозировать предсказуемое развитие событий (был ли это еще один пример склонности человека не верить в наихудший сценарий? Или, может, я просто растерялась?). На самом деле туча пыли с обломками распространилась настолько далеко, что я даже не совсем понимала, чему являлась свидетельницей. Это рушится вторая башня? Или соседний жилой дом? Казалось, что здание падает всего в нескольких метрах от меня, хотя оно находилось на расстоянии трех километров.

За годы моей жизни в Нью-Йорке произошло много ярких событий, но тот краткий миг в 10:28 11 сентября 2001 года в моем мозгу стоит особняком. Оседающая башня, люди вокруг кричат от ужаса, мужчина справа от меня, дама в алом платье на другой стороне улицы, тучи пыли и теплые лучи солнца. Говоря словами «крестного отца» экспериментальной психологии Уильяма Джеймса, «впечатление может быть настолько волнующим, что практически оставляет шрам на мозговом веществе»[256]. Кажется, что это был тот самый случай. Или вовсе не «кажется», а так и есть?

Хотя вы легко убедите меня, что я не очень хорошо помню происходившее в прошлую среду, сделать это в отношении моих воспоминаний об 11 сентября, теперь уже давних, будет очень затруднительно. Тем не менее я собираюсь предположить, что, возможно, они не совсем точны.

12 сентября 2001 года психологи Дженнифер Таларико и Дэвид Рубин собрали группу из 54 студентов Университета Дьюка и попросили их записать, как они узнали о терактах 11 сентября. Кроме того, им было предложено описать все, что они делали накануне, 10 сентября 2001 года. Таким образом, ученые получали, как говорят психологи, «контрольные условия» – точку отсчета, относительно которой можно сравнить уровень забывания фотографических воспоминаний. 10 сентября, накануне террористической атаки, у большинства студентов был обычный заурядный день. Они делали то, что делают студенты по понедельникам, – ходили на занятия, сидели в библиотеке, стирали одежду и выпивали с друзьями.

Для сравнения воспоминаний часть добровольцев пригласили вернуться в лабораторию через неделю, других – через 42 дня и через 7,5 месяца. Всех студентов снова попросили записать, что сохранилось в их памяти об 11 и 10 сентября. Будут ли отличаться воспоминания об обыденных событиях от тех, что касаются терактов? Забудут ли их быстрее? Ответ был – «да»… и «нет».

Таларико и Рубин обнаружили, что воспоминания о терактах 11 сентября стирались в точно такой же степени, что и память об обычных повседневных делах[257]. Хотя одни детали запомнились с фотографической точностью и оставались таковыми через месяцы после события, другие теряли четкость, а какие-то и вовсе забывались. В общем, студенты помнили 11 сентября 2001 года не лучше, чем предыдущий день. Однако существовало важное различие в воспоминаниях о терактах и стирке накануне, и оно состояло не в объективной точности памяти, а в ее субъективных качествах.